В жизни бывают такие моменты, когда человек осознаёт, насколько он на самом деле слаб. Причины у каждого свои: предательства близких людей, разочарование в своём идеале, ошибка, которую себе уже никогда не простишь и воспоминания о которой будут день за днём съедать душу, подобно яду, — всё это может стать кинжалами, которые кто-то один за другим вонзает тебе прямо в спину, когда такого удара совсем не ждёшь, и согнуться под ним может даже сильный духом человек. Тогда начинает казаться, что ты совсем один в мире, который против тебя, опускаются руки и ты начинаешь постепенно упускать из виду некий ориентир, который держит на плаву, — смысл жизни, если хотите. И порой бывает очень сложно найти путь к себе и, поняв, что в этом мире не всё раскрашено тёмно-серыми красками, вновь увидеть в нём что-то прекрасное.
Йен не мог назвать себя слабым человеком, а точнее — в его жизни ещё не происходило чего-то такого, что могло бы ярко показать его слабые места. Даже если на мгновение в какое-то трудное для него время ему могло показаться, что это конец и что подняться он не сможет, рядом с ним всегда оказывались люди, которые вселяли в него веру в себя и помогали найти в себе силы, чтобы двигаться дальше.
Только сейчас Йен осознавал, что в одночасье стал слабым и абсолютно безоружным перед всем тем, что происходило в его жизни. В нём самом в один момент остановилась жизнь, оставив лишь его внешнюю оболочку. В сердце же не было ничего, кроме боли, с которой, ему казалось, он стал единым целым.
— Что, Линкс, ждёшь Нину? — с горькой улыбкой спросил Йен, вернувшись домой из больницы от сына и увидев около порога кошку, которая пристально смотрела на дверь. С того дня она теперь встречала его только так, но Сомерхолдер хорошо знал повадки животных и понимал, что был совершенно не тем человеком, которого она хотела увидеть. Кошка скучала по своей хозяйке. — Знаешь, я ведь тоже до сих пор надеюсь, что она вернётся…
Сомерхолдер наскоро разделся, умылся, а затем покормил животных. Впервые за это время он смог вернуться домой раньше двенадцати часов ночи, но сюда он больше не тянулся. Он всё делал как будто на автомате, ни о чём не задумываясь и ничего не чувствуя.
В доме было тихо, и эта тишина угнетала. Без Нины он опустел, и всё тепло и уют, которые ещё недавно царили в нём, она словно бы забрала с собой.
Со дня автокатастрофы прошла всего неделя, но Йену казалось, что эти дни тянулись, как несколько лет. Он разрывался между работой и больницей, где врачи всё это время боролись за жизнь его маленького сына. Теперь жизни и здоровья мальчика ничего не угрожало, и Йен мог немного перевести дух: ему страшно было подумать, что было бы, если бы он потерял их обоих.
Но, вопреки всем его ожиданиям, мысли о том, что у него остался сын, не помогали — наоборот, делали только хуже, когда он думал о том, что малыш, которого они с Ниной так долго ждали, свою маму так и не увидит.
Как теперь строить свою жизнь дальше, Сомерхолдер представлял смутно. Всего какая-то минута перевернула её с ног на голову и лишила его всего того, с чем были связаны его мечты, надежды и переживания. Отчаянно хотелось уйти вслед за Ниной, и это был, пожалуй, первый раз, когда Йен не боялся думать о своей смерти. К этому его подталкивали не высокопарные мысли о том, что после смерти их души воссоединятся, а желание уйти от той жизни, где его любимого человека больше не было. Что будет после смерти, ему было абсолютно безразлично, главное, что там уже не будет боли. От безумного шага мужчину удерживало только одно: понимание, что сын нуждается в нём, как ни в ком другом. А значит, нужно было подниматься — после того, как очередной нож воткнули даже не в спину — в самое сердце.
Брюнет достал из серванта бутылку коньяка и налил напиток в стакан. Хотелось на время задурманить сознание, чтобы хотя бы ненадолго уйти от действительности. В полутёмной гостиной Йену на глаза попалась фотография в ярко-красной рамке, сделанная в Новый год: раскрасневшийся то ли от выпитого виски, то ли от танцев Сомерхолдер, немного прищурив глаза от яркого освещения, сидел в смешной красно-белой шапке с помпоном, по всей видимости, позаимствованной у Пола и имевшей в ту ночь необычайную популярность, а у него на коленях удобно расположилась Нина в светло-сером платье-свитере, которая с нежностью обнимала его за шею и со снимка улыбалась той милой и невероятно лучезарной улыбкой, которая не оставляла равнодушным никого, кто хоть немного общался с этой жизнерадостной девушкой.
— Котёнок, ты же обещала, что всегда будешь рядом, — прошептал Йен, взяв фотографию и едва коснувшись изображения Нины рукой. — Как же я скучаю по тебе, боже, если бы кто-нибудь знал…
Он устало провёл рукой по лицу и едва слышно вздохнул и сделал глоток. Обжигающее тепло тотчас же разлилось внутри, оставив во рту терпкий привкус.