А может?.. (СИ)

— А может быть, ты ненавидишь не меня, а в первую очередь себя? За эту слабость. За то, что тебя всё равно тянет ко мне. И физически, и внутренне.

Сомерхолдер склонил голову набок и пристально посмотрел на болгарку, терпеливо ожидая, пока она вновь посмотрит ему в глаза. Наконец, она снова повернулась к нему.

Йен достаточно осмелел по сравнению с тем, как их разговор начинался: его голос звучал громче, и он не боялся уже прямо озвучивать свои мысли, пытаясь как-то достучаться до Нины. Её попытки бороться со своими чувствами, то, как она намеренно отдалялась от него, не боясь причинить боль ни себе, ни ему, вызывали в нём нечто сродни раздражению.

— Если ты хочешь вычеркнуть меня из своей жизни, то помоги мне сделать то же самое с тобой. Потому что иначе… Чёрт побери, я просто сойду с ума, — со злостью выплюнул он. — Лучше получить грёбаную черепно-мозговую травму и потерять память, чем день за днём отравлять себя воспоминаниями о каждом часе, проведённом с тобой, на стену лезть от этого всего, но всё равно быть не в силах что-либо с этим сделать.

Добрев встала с кровати.

— Скоро мы расстанемся навсегда. До окончания съёмок осталось совсем немного. Я не собираюсь оставаться в Ковингтоне. Всё закончится.

Нина помолчала несколько секунд, но затем пробормотала:

— Извини, если дала тебе этой ночью ложную надежду.

В этот момент болгарка поймала себя на мысли, что эта фраза звучит как-то глупо.

— Надежду, но не ложную, а самую настоящую мне даёт не эта ночь. Ты думаешь, я не вижу, как по твоей коже пробегают мурашки, когда я касаюсь тебя при съёмке очередной сцены? Думаешь, я не слышал, как ты нарочно громко начинала смеяться с Остином, когда я проходил мимо? Думаешь, я не понимаю, почему ты до сих пор общаешься со мной?

— Йен, пожалуйста, — произнесла Добрев и в этот момент почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — Просто оставь меня.

— Я сделаю это, — сказал Сомерхолдер, — если я увижу, что ты смотришь на меня как на коллегу, как на знакомого, но не как на мужчину. Если я пойму, что ты действительно всё отпустила. Если я осознаю, что мне больше не за что бороться. Это будет больно, но в этот день я попрощаюсь с тобой навсегда и, наверное, сам почувствую себя свободнее. Тогда, возможно, я смогу смириться с тем, что у нас разные дороги. Но этого не произойдёт, Нина, — проговорил Йен. — Ты обманешь кого угодно, но не убежишь от самой себя. Рано или поздно ты поймёшь, что такая жизнь не принесёт тебе счастья. Я не знаю, сколько времени пройдёт перед тем, как это случится, — задумчиво произнёс он. — Я знаю, что я очень виноват перед тобой. Я не буду дарить тебе букеты из сто одной розы или осыпать бриллиантами, чтобы загладить свою вину. Конечно, если ты захочешь, я сделаю это, но я понимаю, что тебе не нужно. На что я готов ради тебя, ты знаешь сама.

Нина молчала.

— Я не смогу быть рядом с тобой всегда, это бессмысленно, — продолжил Йен. — Улетай в Торонто, это твоя жизнь, мне и в голову не придёт тебя держать. Может быть, и мне будет легче, если я перестану видеть тебя каждый день. Но я буду с тобой тогда, когда тебе будет плохо, и, клянусь, урою любого, кто причинит тебе какой-то вред. И я всё равно буду верить в то, что когда-нибудь всё изменится. Я буду ждать тебя, Нина, — прошептал он и в этот момент взял ладонь девушки в свою и прикоснулся к ней губами.

Добрев показалось, будто бы в этот момент через её тело прошёл сильный электрический разряд. Она стояла, не шелохнувшись, смотрела на Йена и чувствовала, как на глаза выступают слёзы. Отстраниться и убрать руку ей не хватило сил.

Вскоре Йен уехал. Нина не остановила его. Он этого и не ждал.

Добрев устало опустилась на кровать. Она обхватила руками подушку, прижавшись к ней щекой и, будучи не в силах больше сдерживать слёзы, заплакала. Казалось, что сердце вот-вот разорвётся на куски. Она любила этого мужчину. Он давно стал частицей её сердца и души, и ничто не было в силах это изменить. И именно поэтому ей так сложно было смириться с его ошибкой и простить её: она хотела, чтобы он всегда принадлежал только ей. Её чувства стали для неё худшим наказанием и превратили в заложницу в сложном лабиринте, из которого, кажется, не было выхода. Йен был прав: Нина ненавидела себя за то, что уже не может с этим справиться. Но так же сильно, как и любила, она ненавидела и его самого за ту слабость, которую он себе позволил.

Однако каждый новый день без него заставлял её гореть в огне, чувствуя отчаяние и безысходность, забывая о том, какая она на самом деле.

На сколько её ещё хватит? Когда всё это закончится? Ждать ответа было неоткуда.

— Торри, ты не видела Йена?

Кэндис уже десять минут искала Сомерхолдера по всему павильону, чтобы предложить немного порепетировать совместную сцену Кэролайн и Деймона. До окончания съёмок сериала оставалась ровно неделя, шла работа над последними эпизодами, и актёры были готовы проводить на съёмочной площадке по двадцать часов для того, чтобы всё было идеально.