А напоследок я скажу…

О, еще с тобой случится
всё – и молодость твоя.
Когда спросишь: «Кто стучится?» –
Я отвечу: «Это я!»

Это я! Ах, поскорее

выслушай и отвори.
Стихнули и постарели
плечи бедные твои.

Я нашла тебе собрата –

листик с веточки одной.
Как же ты стареть собрался,
не советуясь со мной!

Ах, да вовсе не за этим

я пришла сюда одна.
Это я – ты не заметил.
Это я, а не она.

Над примятою постелью,

в сумраке и тишине,
я оранжевой пастелью
рисовала на стене.

Рисовала сад с травою,

человечка с головой,
чтобы ты спросил с тревогой:
«Это кто еще такой?»

Я отвечу тебе строго:

«Это я, не спорь со мной.
Это я – смешной и стройный
человечек с головой».

Поиграем в эту шалость

и расплачемся над ней.
Позабудем мою жалость,
жалость к старости твоей.

Чтоб ты слушал и смирялся,

становился молодой,
чтобы плакал и смеялся
человечек с головой.

1957

«Не уделяй мне много времени…»

Не уделяй мне много времени,
вопросов мне не задавай.
Глазами добрыми и верными
руки моей не задевай.

Не проходи весной по лужицам,

по следу следа моего.
Я знаю – снова не получится
из этой встречи ничего.

Ты думаешь, что я из гордости

хожу, с тобою не дружу?
Я не из гордости – из горести
так прямо голову держу.

1957

Снегурочка

Что так Снегурочку тянуло
к тому высокому огню?
Уж лучше б в речке утонула,
попала под ноги коню.

Но голубым своим подолом

вспорхнула – ноженьки видны –
и нет ее. Она подобна
глотку оттаявшей воды.

Как чисто с воздухом смешалась,

и кончилась ее пора.
Играть с огнем – вот наша шалость,
вот наша древняя игра.

Нас цвет оранжевый так тянет,

так нам проходу не дает.
Ему поддавшись, тело тает
и телом быть перестает.

Но пуще мы огонь раскурим

и вовлечем его в игру,
и снова мы собой рискуем
и доверяемся костру.

Вот наш удел еще невидим,

в дыму еще неразличим.
То ль из него живыми выйдем,
то ль навсегда сольемся с ним.

1958

Мазурка Шопена

Какая участь нас постигла,
как повезло нам в этот час,
когда бегущая пластинка
одна лишь разделяла нас!

Сначала тоненько шипела,

как уж, изъятый из камней,
но очертания Шопена
приобретала всё слышней.

И забирала круче, круче,

и обещала: быть беде,
и расходились эти круги,
как будто круги по воде.

И тоненькая, как мензурка

внутри с водицей голубой,
стояла девочка-мазурка,
покачивая головой.

Как эта, с бедными плечами,

по-польски личиком бела,
разведала мои печали
и на себя их приняла?

Она протягивала руки

и исчезала вдалеке,
сосредоточив эти звуки
в иглой исчерченном кружке.

1958

Август