А небо здесь пахнет дождем

Егор работал на рынке помощником директора. Собирал месячную плату с арендаторов рынка, а их было немало. Выполнял также мелкую работу: чинил крыши рыночных вагончиков, латал ямы в проходах рядов, был сантехником, слесарем, то есть всем тем, что подлежало ремонту, заведовал он. С одной стороны, он работал на рынке с утра до ночи, но с другой, как работник рынка не числился, и уже долгие годы. Как и всем, Егору приходилось забирать свои заработанные деньги с огромным скандалом, а порой задолженности доходили до целого года.

Егору было уже за сорок. Жил он сам, семьи не было. Все время проводил на работе, ночевал в вагончике – это было его рабочее место. Но свое жилье Егор имел. Выходные чаще всего проводил дома. Родных и родственников у Егора в городке и округе не было. Мать умерла давно… Отец по образованию был археологом. Егор почти не помнил его, да и мало знал о нем. Мать с отцом разошлись, когда мальчику исполнилось только четыре года. Понять несмышленому ребенку, почему навсегда ушел отец, было трудно, да и мама вовсе не пыталась что-то объяснить сыну. Долгие годы об отце ничего не было слышно. И лишь, когда Егор вырос, возмужал, переступил порог во взрослую, самостоятельную, порой опасную жизнь, ему передали неприятную новость от старого маминого приятеля, когда-то дружившего с его отцом – «где-то пропал в экспедиции на севере». На что Егор в тот момент никак не отреагировал. Из родственников был еще родной дядя, работал вместе с отцом, но о нем также он ничего не слышал.

В детстве и юности Егор был романтиком. Посещал кружок по рисованию. Рисовал довольно-таки неплохо, у него было своеобразное видение мира и свой взгляд на вещи. Но после окончания школы мать не разрешила поступать в художественное училище, не хотела, чтобы ее чадо находилось далеко от нее. На этой почве между ними возникали частые ссоры, но постепенно все забылось, и он забросил свое любимое дело. Горечь нереализованного таланта засела внутри Егора надолго. И в моменты, когда эта горечь вырывалась наружу, он глушил ее бутылкой «огненной воды» – так называл водку в моменты слабости и глупости. Пришлось Егору выпить и в этот весенний вечер.

В конце рабочей недели Егор всегда шел домой. И сегодня, собрав со всех углов вагончика вещи в рюкзак, помощник директора направился к выходу. Дверь внезапно отворилась:

– Здоров, начальничек, – на пороге стоял Фомич, дворник с соседней базы. Он окинув с ног до головы Егора презрительным, бегающим взглядом.

– Э-э… Егорушка, а ты куда!? Нельзя, пятница, да и почти конец месяца! – преградив дорогу Егору, слегка уже выпивший дворник поднял руку с пакетом, – а у меня есть!

– Фомич!? Ну как же так!? – хотел было возразить Егор.

– Да, да, есть у меня, есть! – закрыв за собой дверь, Фомич увлек за собой Егора. Начальника не пришлось долго уговаривать. Отворив старую дверь холодильника, он достал из него все съедобное. Очередное застолье началось, как и всегда, с жалоб на плохую жизнь, скотское отношение начальства и поиска выхода из этих неразрешимых проблем.

На улице стояла глубокая ночь, во дворе бегала облезшая собачонка. Остановившись напротив единственного окна вагончика, она с любопытством уставилась на машущие руками пьяные силуэты людей. Крики и смех в вагончике к восходу солнца понемногу стихли. Спящие тела дворника и помощника директора находились в полном беспорядке. Егор Павлович почти сполз с лавочки на пол, а вот Фомич устроился поудобнее – голову он положил на стол, правда, под нее подложил пустую бутылку, принесенную вечером, сам сидел на стуле, а вот ноги умудрился как-то взгромоздить на рядом стоящую тумбочку. Со стороны это выглядело так, как будто цирковой акробат замер на миг, выполняя сложный трюк. Казалось, ничто и никто не мог нарушить этого умиротворенного блаженства. Но вот резко со скрипом отворилась дверь, и солнечный свет с утренним свежим воздухом ворвались в это затхлое помещение.

– Ну, так я и знала! Он как всегда на своем рабочем месте. – С иронией прокричала Нина Аркадиевна, бухгалтер рынка. Женщина она была строгая и крупная. Возмущений никаких не терпела.

– Фомич! – ударила ногой по стулу. Фомич с испугу чуть не свалился на пол. – А ну вставай, пошел вон! – прокричала Нина.

Фомич что-то промычал про себя, попытался встать, но стул под ним подкосился, и мужик с грохотом рухнул на пол.

– Твою мать! – выругался он, – Нина, можно хотя бы сегодня спокойствия? – шипел Фомич, пытаясь подняться.

Егор все это время находился в той же позе, слегка повернув голову в противоположную сторону от двери, от яркого пучка света, которое нацелено было ему точно в правый глаз.

– Просыпайтесь, алкоголики, работа не дремлет! – на лице Нины Аркадиевны появилось подобие улыбки.

Со стороны Егора послышался голос.

– Сегодня же вы-ход-ной! – по слогам прошептал тот, как ученик начального класса читает отрывок из азбуки.