А порою очень грустны

С этой мыслью Мадлен вылезла из постели, чтобы позвонить Келли Троб. Она пользовалась телефоном в кабинете Олтона наверху, в маленькой бежевой комнате, захламленной и одновременно чрезвычайно упорядоченной, с видом на садик внизу. В комнате висел запах, похожий на отцовский, особенно теперь, когда стояла июньская влажная погода, и ей не хотелось задерживаться тут надолго; ощущение было почти такое, будто прижимаешься носом к старому халату Олтона. Набирая рабочий номер Келли, Мадлен смотрела вниз, на садовника, который обрызгивал куст из бутылки с чем-то, по цвету напоминавшим чай.

Секретарша в офисе Келли сказала, что «мисс Троб» говорит по другому телефону, и спросила, не хочет ли Мадлен подождать, не вешая трубку. Мадлен согласилась.

Год, прошедший с их выпуска, пока Мадлен жила на Кейпе, Келли без особого успеха гонялась за артистической карьерой. Ей досталась маленькая роль в новой одноактной постановке, которая шла всего одни выходные в церковном подвале в «Адовой кухне», да еще она играла в представлении под открытым небом, устроенном каким-то норвежским художником, которое включало в себя полуобнаженные сцены и не принесло никаких денег. Чтобы зарабатывать на жизнь, Келли пошла работать к своему отцу, в риелторскую контору в Верхнем Ист-Сайде. График был гибкий, платили неплохо, и у нее оставалось много времени на прослушивания. Вот так она стала человеком, которому следует звонить в первую очередь, если ищешь квартиру рядом с Колумбийским.

Прошла еще минута, и в трубке раздался голос Келли.

— Это я, — сказала Мадлен.

— Мадди, привет! Рада, что ты позвонила.

— Я каждый день звоню.

— Ну да, но сегодня у меня есть кое-что подходящее для тебя. Готова? «Риверсайд-драйв. Довоенная постройка, одна спальня. Вид на Гудзон. Кабинет — потенциальная спальня. Свободна с первого августа». Надо сегодня приехать посмотреть, иначе уйдет.

— Сегодня? — с сомнением переспросила Мадлен.

— Она не из моего списка. Я взяла с агента слово, чтобы до завтра никому не показывали.

Мадлен не была уверена, сможет ли приехать. На прошлой неделе она уже трижды ездила в город в поисках квартиры. Поскольку Леонарда лучше не оставлять одного, каждый раз ей приходилось просить Филлиду побыть с ним. Филлида утверждала, что ей не трудно, однако Мадлен понимала, что мать нервничает.

С другой стороны, квартира, судя по описанию, идеальная.

— Какая там улица пересекает? — спросила она.

— Семьдесят седьмая, — ответила Келли. — До Сентрал-парк пять кварталов. До Колумбийского пять остановок. И до Пенсильванского вокзала недалеко, ты же говорила, что это важно.

— Прекрасно.

— Плюс, если приедешь сегодня, мы с тобой можем пойти на вечеринку.

— На вечеринку? Помню-помню такие.

— Это у Дэна Шнайдера. Прямо рядом с моей работой. Ожидается куча народу из Брауна, так что тебе будет с кем пообщаться.

— Сперва надо понять, смогу ли я вообще приехать.

Потенциальное препятствие не было тайной для Келли. Через секунду она спросила приглушенным голосом:

— Как Леонард?

Ответить было трудно. Мадлен сидела в рабочем кресле Олтона, поглядывая на сосны в конце двора. Если верить последнему лечащему врачу — не французскому психиатру, доктору Ламартену, который наблюдал Леонарда в Монако, а новому специалисту из Пенсильванского центра, доктору Уилкинсу, у Леонарда не было «ярко выраженного риска суицидальных настроений». Это не означало, что суицидальные настроения у него отсутствовали, — просто риск был относительно невелик. По крайней мере, достаточно низок, чтобы не требовалась госпитализация (хотя положение могло измениться). На прошлой неделе, в среду, дождливым днем Олтон с Мадлен съездили в Филадельфию, повидаться с доктором Уилкинсом наедине, в его кабинете в Пенсильванском медицинском центре. Эта встреча оставила у Мадлен ощущение, что Уилкинс похож на любого другого знающего специалиста, действующего из лучших побуждений, например на экономиста, который делает прогнозы на основании имеющихся данных, но выводы его ни в коей мере не являются определенными. Она задала все вопросы, какие только пришли ей в голову, о возможных сигналах тревоги и превентивных мерах. Выслушала ответы Уилкинса, рассудительные, но не принесшие удовлетворения. А потом она приехала обратно в Приттибрук и снова начала жить и спать со своим молодым мужем, каждый раз, когда он выходил из комнаты, думая о том, не собирается ли он учинить над собой насилие.

— Леонард все так же, — ответила она наконец.

— В общем, подъезжай, посмотри эту квартиру, — сказала Келли. — Приезжай в шесть, тогда мы сможем сходить на вечеринку. Хотя бы на часик приезжай. У тебя настроение поднимется.

— Подумаю. Я тебе перезвоню.

Когда она чистила зубы в ванной, в окна вплывал запах свежескошенной травы. Она посмотрела на себя в зеркало. Кожа сухая, слегка покрасневшая под глазами. Особенного старения не заметно — ей всего двадцать три, — но еще год назад она выглядела по-другому. Теперь на лице у нее лежали тени, так что Мадлен могла представить себе, как изменится ее лицо с возрастом.

— Доброе утро, — сказала Филлида. — Как спала?