А после…

Получив нежданный карт бланш на разглядывание, она честно не злоупотребляла этим. Не то чтоб зрелище не казалось ей заманчивым. Все тот же вкусный пухлый рот, живописная линия подбородтка, приятная смуглость кожи. Но она разрешила себе скорей сравнивать чем любоваться, да и то не увлекаясь. Исключительно в научных, так сказать, целях…

Ну их, эти приманки и капканы, м? Там, в паре метров, лежал человек, который больше не годился на роль объекта, коему можно было придумать сколь угодно идеалистическую личность, и играть ею, как в куклу-БарбиКена. И сейчас он может изучать, интерпретировать, и додумать ее ровно так же, как и она его. Навешивать ожиданий. Вот такая… обоюдность. Уфф, как неприятно, оказывается, когда твой излюбленный объект…

…может сам сделать из тебя… объект! Непривычно однако. Давление!

Она впервые осознала, как эгоистична эта однобокая любовь. – это желание оказывать что-то на человека, давать, трогать, иметь, самому оставаясь в тени. Пускай даже понарошку. Все равно. Маньячество, да и только! Как бы она ни мечтала когда-то узнать о чем он думает, чем дышит, сейчас стоило признать, что тогда это была не слишком удачная идея. Сейчас же это оказался и вовсе

совершенно живой человек, у которого не понятно вообще что на уме. Что с ним стало после всего пережитого? Много шиз нахватал?

Ну даже если без шиз, все равно – вполне реальный живой человек, не подвластный ее фантазиям и планам.

Больше того, мужчина. Взрослый, крепкий тренированный парень, выглядящий модным избалованным красавчиком,

и поведщий себя, надо признать, как хам!

Она искала в нем зачатки нормальности, способные сделать их хотябы приятелями, и не находила. Только глухой отголосок этого прилипчивого и саднящего, опротивившего за столько лет «ну это ж оннн!»

Так что нет, никаких иллюзий. А потому никаких очарований, а потому никаких разглядываний!

Его не помешало б побрить.

И ей не нравился такой хип-хоперский стиль в одежде, куда подевались интеллигентные глухие пиджаки под горло? И, пожалуй, белая рубашка не помешала б… Ой, все! И челка ему – не идет. Со смуглых щек сошли пятна румянца (она лишь сейчас заметила, что они были), лицо уткнулось носом в подушку, и мерное дыхание срывалось на посапывание. Вытянутая вверх рука повисла над пропастью, над обрывом кровати, и она моментами пыталась примерить эти обездвиженные пальцы к клавишным, на которых он, как известно, не дурно играет.

Но какое ей до всего этого дело?

* * *

Тэмми так и не дождалась папиного стука в дверь. И уже даже растворила в себе мысли, что будет говорить родителям про это уединение. Он неожиданно открыл глаза почти через 2 часа. Так странно, ей казалось, что в этом временном провале его пробуждения можно и не ждать – просто момент без начала и конца… Но он вновь запустил время, моргнув, и явно изумившись тому, что случилось. Даже не тому, где он и кто сидит рядом, и что при этом делает…. А тому, что делал только что он сам!

– Оо! Я случайно, извини. – принялся отрываться от ложа он, вставая на четвереньки, на щеке отпечаталась складка от подушки.

– Ничего. – пожала плечами она, не отвлекаясь от своего дела. Как будто ее ничего и не удивило.

А удивило ли?

– Вот теперь неловко. – усмехнулся он, занимая более пристойное положение, потихоньку пробуждаясь в нормальное состояние. И все еще не становясь более узнаваемым.

– Теперь только? – вновь пожала плечами она.

Замечание, наверное, должно было его смутить, но внезапно – позабавило. И пускай, она, похоже, не шутила, но… Красная лампочка тревоги в его голове – не мигнула. Он знал за собой грешок, что не отличается запредельной проницательностью, иногда чудит, и может веселиться невпопад. И совсем не уверен был, что сейчас надо говорить и что будет правильно. Но как-то на этот раз его это особо не «парило». Может, еще не проснулся?

А может, наконец-то повзрослел и вышел из возраста законсперированного стесняльца?

– Ты только не подумай, я не хотел ничего такого. Двусмысленного… – стушевался он, смекнув наконец, на сколько интимно – спать при постороннем человеке.

В ее кроваи. В которую даже не приглашали.

– Та это тебе переживать надо. – ухмыльнулась она, чувствуя себя как никогда свободной от былых призраков, – знал бы ты, сколько тут когда то было твоих постеров!

– Неужто. – вгляделся в ее нейтральность он, ища подвоха. Зря.

– Ага, – хищно прищурилась она, – и половина – полураздетых. Так что радуйся что все еще одет, и уноси ноги отсюда, пока это все еще так!

Она и сама поразилась произнесенному: Что за игру она затеяла?

Но нет. Он не купился, и прочитал ее слова столь же безопасными и как она еще недавно – его вторжение с претензией на «уединиться».

– Та неее, ты слишком рассудительная для фанатки. – заключил он, чуть дернув ямочками на щеках. Был ли он сам до конца уверен в своих выводах? В нынешних- да, но чтоб вообще… А может, просто…

провоцировал на возражение… Ну такое… Поиск истинных ответов за утверждениями и блефом.

– Оооо! Наивный! Не недооценивай меня! – стрельнула хищность она. Так нарочито, что он совсем расслабился.