А потом я проснусь

Реакция Сойки выглядит странной. Едва выпрямившись, он как-то резко обмякает и молча на меня глазеет.

— В смысле, в коме? Яська, что, в больнице?

Моя грудь часто вздымается. Яська? Что за концерт невинности он здесь устраивает? Кто еще, если не он? Некому. Некому.

— Ее нашли в подворотне с травмой головы. — Грудь жжет наваливающимся отчаянием, ибо гнев отчего-то начинает стремительно отступать. То ли потому, что я успел выместить скопившуюся агрессию, то ли потому,что… Потому что не похоже, что Сойка врет.

Мои руки опадают вдоль тела, а окаменевшие мышцы превращаются в желе. Не понимаю… Если не он, то кто?

— Молодые люди, я вынуждена вызвать полицию! — слышится где-то вдалеке все тот же голос с рецепции.

— Пойдем, — шепчет Лелик, крепко хватая меня под локоть. — Еще в ментовке ночь коротать не хватало.

— Где она лежит? Какая больница? — Сойка, вытерев кровь рукавом рубашки, стягивает со спинки стула ветровку, явно собираясь идти за нами.

Я молчу, потому что до сих пор в шоке и не понимаю, стоит ли ему верить.

— Блядь, Лелик, ты тогда скажи? — в его голосе прорываются ноты отчаяния. — Кома это же пиздец. И я,конечно, ее пальцем не трогал.

44

Половина выкуренной пачки и меньше часа сна — таков итог этой ночи. К Ярославе меня больше не пустили. Сказали, чтобы приезжал завтра.

— Я Черемухину утром позвоню, — сказал мне на прощание Лелик. — Если менты на место приезжали, он выяснит, что они там наковыряли.

Хорошо, что хоть кто-то из нас не лишился возможности соображать. События последних нескольких часов слишком сильно выбили меня из колеи, чтобы о таком подумать. Если Сойка действительно не имеет отношения к случившемуся с Ярославой, в чем я совсем не уверен, нужно выяснить, кто. Выяснить и наказать. Если нужно будет — подключить отца с его связями. Ублюдок обязан гнить в тюрьме.

Приняв ледяной душ и залпом проглотив горький обжигающий кофе, к восьми утра еду в больницу. Перед глазами, как прилипшая, встала и не уходит одна-единственная картина: я вхожу в палату и вижу улыбающуюся Ярославу. Сидя на койке, она беспечно качает ногами, сетуя на недоразумение. Мол, врачи, как всегда, напутали с диагнозом, так что поскорее отвези меня домой, потому что я дико проголодалась, а больничную еду есть не могу.

Посреди одной из таких фантазий меня осеняет. Тотошка. Нужно его проведать и, вероятнее всего, забрать к себе. Неизвестно, что этот избалованный пес натворил, когда хозяйка не пришла ночевать. К тому же, Ярослава мне не простит, если любимый питомец в ее отсутствие скинет хотя бы килограмм.

В больницу я приезжаю как раз вовремя: десять минут назад разрешили вход посетителям. Чуда ожидаемо не произошло: на посту мне говорят, что Ярослава по-прежнему без сознания.

Каждый шаг по длинному пустому коридору отдается внутри холодом. Я знаю, что за дверью палаты ничего хорошего меня не ждет. Неожиданно берет злость на себя: что мне стоило настоять на том, чтобы самому ее забрать? Хотя бы поинтересоваться, в каком кафе они собирались с коллегами? Сделай я так, ничего бы этого не было. Ярослава проснулась бы у себя в квартире и уже полчаса как закидывала меня фотографиями своего завтрака. Нужно было лишь немного настоять.

Возле койки Ярославы неожиданно обнаруживается сгорбленная фигура в темном. У меня уходит несколько секунд, чтобы узнать этот тощий, коротко стриженный затылок. Меня опередил Сойка.

— Что ты здесь забыл? — зло выплевываю я, хлопая дверью.

Сойка резко дергается и оборачивается ко мне. Лицо, которое я вчера разукрасил, сейчас пепельно-серое, глаза покрасневшие. Шмыгнув носом, он выпрямляется и пытается придать себе боевой вид.

— Не твое дело.

Внутри противно скребет, потому что выглядит он уж слишком раздавленным. По блеску зрачков даже предположить, что еще недавно он был близок к тому, чтобы разреветься. Неужели и правда, не он? Тогда кто… Сука, кто тогда? Случайные отморозки, решившие поиздеваться над беззащитной девчонкой? Уличные грабители?

— Это не ты? — переспрашиваю я уже просто так. Потому что в этот момент уже твердо уверен, что нет, не он. Чувствую.

— Я бы ее никогда и пальцем не тронул, — глухо говорит Сойка, сжав ладони в кулаки. — Я ее люблю, ясно? Будь она со мной, такого бы никогда не случилось.

Его признание имеет тот же эффект, что и удар боксерской перчаткой по касательной. Острой боли нет, но в ушах звенит. То есть, все это время он был с ней не из мести, а из-за чувств? А меня просто подначивал, чтобы по старой памяти досадить? Наивная Ярослава с ее умением видеть лучшее в людях была в очередной раз права, а я нет?

И пока я растерянно глазея на него, сопоставляя новые факты, Сойка гладит Ярославу по руке, а потом, резко сорвавшись с места, вылетает из палаты. Воздух, несущийся вслед за ним, доносит до меня густой никотиновый запах. Вот только Сойка, в отличие от меня, никогда не курил.