В низ живота уходя, превратится в беду и мечту,
С каждым «ура!» и ударом курантов вскипает Россия
Вкусом крови во рту.
Видишь, как пьяно лоснится на аверсе царственный отчим!
Плохо прожеванный бред подбирают рабы и шуты.
Семь покрывал различая наощупь, срывая наотмашь
Дай ему вожделения власти и наготы –
И все что хочешь бери. Теперь он отдаст все, что хочешь,
Ибо власть – это ты!
«Все зло от баб. А точнее – от баб, пидорасов, евреев
И от Америки, где только гниль и труха».
…В сон мой березовый снова вползают прекрасные змеи.
Бей, тамбурин монотонно-шаманящий, рвитесь гармошки меха,
Двигайтесь, смуглые бедра! Танцуй, Саломея!
Доводи до греха!
предложения
Хотели бы Вы
черту пересечь межсезонной Москвы, сочиняя слова, те, что принято говорить, оставляя страну, как жену, приближаясь, предчувствуя горизонтальную вышину, к Шереметьево-2,
и по трапу взойти, и ремни пристегнуть, обозначив начало пути, поглядеть за окно, где асфальт побежит под крылом, где останется тень от крыла, громогласные марши, Высоцкий и Comedy Сlub, но уже все равно,
и уйдя в высоту, приземлиться в венецианском аэропорту, где крылатые львы, и вступить в этот город, где мирно соседствуют сто островов и каналов, четыре сотни мостов, плюс теперь еще Вы,
может год или два подработка в газете, где пишут чужие слова, в амальгаме с утра солнце плывет от Кастелло до Санта-Кроче, в сваях бормочет вода, мимолетные ночи и домов номера,
потом еще год, небольшой, но доход, и вообще без особых невзгод, слушать радиоволн перебор и найти себе женщину, что будет с Вами, чьи стыд и одежда при шепоте штор будут падать на пол,
но расстаться пришлось, безболезненно просто, как будто бы что-то зажглось и погасло, прошло, как и время проходит, как, не сознавая вины, зелень воды завивается в буруны, обтекая весло…
Хотели бы вдруг разорвать этот круг, свою продолжая игру, и расчет получив, воздух вечерней лагуны пригубить острей, венецианским каналам от старых дверей отдавая ключи,
и ремни пристегнуть, словно вечность назад в самолете, уйдя в вышину, под мигание ламп приземлиться без происшествий с другой стороны своей жизни, в окошке увидеть знакомой страны подъезжающий трап,
и примчаться туда, где на крышах средь тонких антенн заблудилась звезда,
где идет не спеша тихий снег, где опять фонари и пруды, чей-то номер набрать, и услышать: «Алло! Это ты?..» и молчать, не дыша…
…и смотреть на знакомое снежное небо январской Москвы, что ничуточки не изменилась…
хотели бы Вы?
нет
Войди в полночный интернет,
Как в Спаса-на-Крови,
И помолчи. И слово «нет»
Введи в поисковик.
И мир, безмолвный, как Тибет,
Откроется в окне,
Где Интерночь явит тебе,
Чего на свете нет.
Нет ничего. Как на Луне,
Пустынно и мертво.
Нет Фишки.нет и Власти.нет.
Нет слов. Нет ничего.
Нет ничего. Ни Дум, ни DOOM,
Гостей, вестей, вещей,
Нет НТВ, Иньярриту,
И ничего вообще.
Найт-клабов нет, где фэйс-контроль
Меняют на минет,
И счет 0:0. И гол король.
И короля-то нет.
Пророка нет в своей стране,
Сердечек на стене,
И нет любви, и порно нет,
И Бога тоже нет.
Мы в храм придем, где ничего
Нам не напомнит Рай,
Ища его, господнего
Бесплатного Wi-fi.
И строчек этих тоже нет,
Стих тает на лету.
Взгляни назад – и в тишине
Увидишь пустоту.
И сразу как-то страшно вдруг
Становится за тех,
Кого ты стер, в себя, как в Google,
Введя коварный тэг.
Замри, смотри и не дыши,
И сам себе скажи:
Вокруг тебя нет ни души
Или внутри – души?
И что ты ею называл,
Нетрезвый слегонца,
И грязный свет промозглых фар
Не отереть с лица.
А может продал? Так легко
За сребренников звон?…
…Но вдруг, рассветным петухом,
Проснется телефон…
И там не важно, кто звонит,
Пусть даже не тебе,
Но хочется благодарить,
Что позвонить успел
Или успела. В нужный срок.
…И верящий в людей,
Зевая, над Землею Бог
Включает новый день…
детские
В детстве можно долго бежать по склону
Вверх или вниз, ёбнуть одеколону,
Безнадежно влюбиться, не подавая виду,
На картинке трусы нарисовать Давиду
Микеланджело, накуриться в подъезде,
Заниматься сексом в неподходящем месте
В неподходящее время с неподходящим партнером,
Обожраться ликером, наутро блевать ликером,
Обожать смазливую блядь, что в соседнем доме,
Ненавидеть себя за то, что потеют ладони,
Изучать себя в зеркало, быть худым и прыщавым,
На квартире Вадима орать под гитару «С причала
рыбачил апостол Андрей!..», пойти на дискач, где девки,
Получить в табло, тупо стоять у стенки,
Входить осторожно стучась или входить без стука,
Оказаться не при делах или последней сукой,
Уходить по белому снегу с разбитым носом,
Встать с дивана, а после – перед вопросом,
Причесаться, вовремя выйти из дома,
Без опозданья прийти…
Всё имеет конец. И детство тоже.
Детство закончилось.
В детстве всё было можно.
прогулки
Будешь по Гоголевскому идти с полной луной в груди,
Будто забыл чего и вот-вот вспомнишь – и оживет.
Время уводит рукою цифр прошлое под уздцы
В март переулками, где вода светится, как звезда.
Строки на льду, головная боль, Бог или черт с тобой,
Ветер хохочет, горит Арбат, близится снегопад.
Встанешь, лицо запрокинув вверх – небо темно, как грех,
Сбитое падает, вниз, без слез, свищет тебя насквозь.