…А родись счастливой

Отношения с Шалым тоже стали другими. Он без колебаний признал сына своим, при регистрации уговаривал Любу дать ребёнку не только своё отчество, но и фамилию, однако разводиться с женой не хотел, чтобы не травмировать безумно любимую дочь, которая столь же безумно была привязана к матери. Встречались реже, потому что жизнь у Ефима резко изменилась. Из Великогорска его, было, перевели в Москву, подняли до третьей ступеньки в государстве, а потом столь же неожиданно, как пацанёнка в санках, спустили с этой горки так, что он вылетел из санок и теперь таскал их за собой по городам и странам в надежде найти себе новые горки. Характер у него стал жёстче. Терпимости к возражениям, к чужой логике у него и так было не густо, а теперь и вовсе осталась одна неприязнь к оппонентам. Да и к Любе, пожалуй, тоже, хотя она не возражала ему при оценках людей и ситуаций, а просто говорила: «Ну, ты подумай ещё, не руби…» В конце концов, связь у них осталась лишь через сына, которого Шалый представил широкой публике только когда привёл его за руку в школу на линейку первоклашек. Тогда возникло много пересудов в прессе, откуда, мол, у опального политика вдруг появился сын, как две капли воды похожий на него, если все знали, что у него лишь дочь. Дотошные журналисты бросились в поиски матери, и Любу от их любопытства спасала только закрытость её НИИ. Шалый в конце концов признал, что у него была и есть вторая семья, которую лично он хотел бы объединить с первой, но пока не находит согласия в обоих домах.

В первом доме было бы проще добиться объединения семей в одну, потому что там в корнях было нечто похожее. Да, в сущности, и у Любы маман имела в этом смысле некую практику. Но Люба уходила от прямого ответа, разрешая иногда только сыну жить на два дома, а вот Усков говорил твёрдое «нет», поскольку сам никогда не позволял себе вольностей в семейной жизни, да и с Шалым в последнее время мало когда находил общий язык, считая его вертопрахом.

Отставной генерал, ведающий ныне крупным комитетом в Государственной думе, приглядывал в своём кругу свободного и порядочного человека. И однажды даже показал его Любе в телевизионной трансляции. Люба охотно посмотрела на экран и даже, вроде, одобрила внешность кандидата. Но когда Усков напрямую спросил её: «Ну, как? Зову его к нам?», она повернулась к отчиму новой стороной лица и сказала: «Нет».

– Точно? – переспросил он.

– Отныне и до века! – твёрдо вымолвила она.