А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

Схожие геополитические эмоции были свойственны и авторам героических од XVIII века, но Хомяков насыщает пышную топонимику сложным идейным содержанием. Призыв Хомякова-поэта, в отличие от его предшественников далекого от властной элиты, не был связан с политической конъюнктурой, с правительственными планами. В оде князю Г. А. Потемкину 1778 года Василий Петров воспевает освобождение христианских народов на южных рубежах Российской империи:

Не совершается ль пророчествие мира?
Херсонски жители, единой веры чада
Не все ль, оставя Юг, на Север к нам грядёте?
… Молдавец, армянин, индеянин иль еллин,
Иль чёрный эфиоп, под коим кто бы небом
На свет не произшёл, мать всем Екатерина.

И Ломоносов, и Державин, и Рубан, и Костров в одах, посвященных завоевательным походам и освободительным войнам, в которых участвовала Россия, прибегают к экскурсам в историю, нередко и в древнюю историю. Иногда, как в петровской оде Потемкину, поэты говорили и о христианском единстве. Только поводом, толчком для подобных рассуждений всегда была свершившаяся военная победа или возникновение соответствующего государственного стратегического плана. Идея братства единоверцев близка и Хомякову, который предпочитает не иллюстрировать стихами уже свершившиеся деяния. Хомяков не чужд пророческого пафоса, упоминания же действующих монархов в его стихах излишни и потому крайне редки. А. С. Хомяков – свободный философ, а не государственный поэт. Свое предназначение он видит не в придворной жизни и не в службе. Быть православным мыслителем и православным поэтом в бурный XIX век, справедливо названный веком революций, – это одинокая и героическая участь, осознанно избранная Хомяковым. Отношение поэта к политической власти было куда сложнее господствовавших в 1840-е годы уваровских построений. Подвиг самодержца воспринимался Хомяковым в сложном соотношении с идеями греха, раскаяния и искупления. Конечно, мысли Хомякова, авторитетные в узком кругу единомышленников, казались парадоксальными, они не были в почете ни у официальных идеологов, ни в либеральных кругах. Эти обстоятельства отразились на трансформации образа автора в его одических стихах. Отсутствие претензий на трибуну государственного поэта для Хомякова закономерно, хотя и удивительно в контексте традиции XVIII века. Отношение к природе государственной власти прослеживается не только в сочинениях Алексея Степановича, но и в исследованиях его сына Дмитрия Алексеевича Хомякова. Статьи Д. А. Хомякова, объединенные в трилогию «Православие, Самодержавие, Народность»[789], являются ценнейшим комментарием ко всей русской героической поэзии XVIII—XIX веков, хотя их автор и не уделяет первостепенного внимания поэзии. Но Д. А. Хомякову удалось в простой и лаконичной форме дать обзор многолетнего идеологического движения, раскрыть политический и нравственный смысл самодержавия. Не договорившись о терминах, определенных Д. А. Хомяковым, не исследовав идейных основ, представленных в его трилогии, невозможно приступить к исследованию самого идеологизированного направления русской поэзии – героики. Следует подчеркнуть, что философское и поэтическое наследие Алексея Степановича Хомякова оказало сильнейшее влияние на идеологию и исследовательский почерк Д. А. Хомякова. Так уж сложилась литературная судьба А. С. Хомякова, что его поэзия всегда будет восприниматься в едином контексте с философскими работами самого Алексея Степановича, его единомышленников и последователей, включая Д. А. Хомякова. Стихи показывают высокий градус эмоциональной правды, присущей историософским сочинениям поэта.

Россия А. С. Хомякова – это поле боя, на котором сходятся миры и идеи. В традициях русской поэтической героики XVIII века поэт провозглашает и выражает высокую мистическую идею, за которую готов биться. Для него меньшее значение имеют реальные современные сражения, которые (в особенности турецкие войны) можно было бы трактовать в близком поэту смысле. Упоминания Дуная и Эгейских вод, которые звучат в поэзии Хомякова, все-таки являются исключением из правил. Поэт также избегает упоминаний современных политических деятелей и военачальников – как в прямой, так и в аллегорической форме. В то же время в подтексте поэзии Хомякова не только знание славной русской военной истории, но и личностное восприятие грозы 1812 года, озарившей детские годы поэта. Пожалуй, вне контекста 1812–1815 годов и идеи великой российской победы феномен хомяковской философии православного миссионерства был бы невозможен. Высокое предназначение России, воспетое Хомяковым, ярко проявилось именно в период наполеоновских войн, а позже в дипломатии и военных походах времен Священного Союза.