А «Скорая» уже едет (сборник)

Станция пуста. Солнце, вставшее за домами на улице, освещает абсолютно чистый двор, где нет ни одной санитарной «ГАЗели» и нет ни одного человека, ни во дворе, ни на станционном крыльце, ни в безмолвной приемной. В помещении царит непривычная тишина. Я растерянно брожу, выискивая хоть какие-то признаки жизни. Нет никого. Пуста даже заправочная, где всегда кто-то из фельдшеров возится с укладками или шелестит расходными листами.

Поднимаюсь на второй этаж, где расположены комнаты отдыха персонала. Та же картина. Двери всех комнат нараспашку, шкафы пусты, кушетки кажутся голыми без расстеленных постельных принадлежностей. И ни единого человека на этаже.

Единственные звуки на непривычно пустой подстанции – это частые звонки четырех телефонов «03», несущихся из диспетчерской. Вхожу, толкая рукой незапертую дверь. Сама диспетчерская тоже сохраняет брошенный вид. Словно все люди, которые работали здесь, просто взяли и исчезли. Периодически позвякивает телефон в кабинете старшего врача, а диспетчерские «Панасоники» просто разрываются.

Машинально беру трубку одного из телефонов.

– Алло, это «Скорая»?

– «Скорая», – не спорю я.

– Примите заказ – тут у нас сотрудник болеет эпилепсией, сейчас он упал, его всего колотит! Уже три приступа было, он в себя не приходит!

– Не могу, к сожалению…

– ЧТО?!!

– «Скорая» сегодня не работает, – потерянно говорю я, оглядываясь по сторонам, чтобы еще раз убедиться, что мне все не мерещится.

– КАК МОЖЕТ «СКОРАЯ» НЕ РАБОТАТЬ?!! ТУТ ЧЕЛОВЕК УМИРАЕТ! НЕМЕДЛЕННО ПРИШЛИТЕ КАРЕТУ!

– Простите, мне некого посылать.

В трубке слышится возня и мужской голос на заднем фоне: «Дай мне!».

– Алло! – рык в трубке. Голос большого начальника, привыкшего к приказам и давно отвыкшего от отказов. – С кем говорю?

– Фельдшер Вертинский, – не решаюсь соврать я.

– Слушай меня, фельдшер Вертинский, или как там тебя! Если через пять минут у нас не будет врачей, я тебе лично голову оторву, понял?

– Врачей, уважаемый, не знаю вашего имени, у вас не будет ни через пять минут, ни в течение этого дня. Обращайтесь в поликлинику.

– СЛЫШИШЬ, ТЫ…

Я кладу трубку. К чему бесплодная ругань? Телефон снова взрывается трелью, но я пересаживаюсь в другое кресло. Монитор стоящего компьютера мертв и черен, как и монитор диспетчера направления.

Что могло произойти? Куда делся весь персонал?

Беру другую трубку.

– «Скорая помощь».

– Добрый день, это первая больница беспокоит, отделение экстренной хирургии. Нужна кровь и плазма, пошлите машину на станцию переливания крови. Там уже предупреждены.

– Не могу, к сожалению.

– То есть как?

Объясняю причины отказа.

– Вы пьяны? – вмиг поледеневшим голосом осведомляется мой собеседник. – Вы понимаете, что вы сейчас сказали? У нас тяжелый больной, ему нужна кровь, и нужна немедленно!

– Я сожалею… – шепчу я, кладу трубку.

Словно сомнамбула, брожу по диспетчерской. На больших электронных часах, висящих над окошком в кабинет старшего врача, мигают цифры «09:07». Час уже, как должна заступить новая смена, отправив домой предыдущую – но нет ни той, ни этой.

– Это «Скорая помощь»?

– Да.

– Юноша, миленький, пришлите врача, у меня ребенок проглотил пробку от пузырька с валерианкой! Он задыхается и кашляет, я не знаю, что делать!

– Звоните в поликлинику, «Скорая» сегодня не работает.

– У меня ребенок умирает, вы это понимаете или нет!! Он уже синеет!!

Кладу трубку.

– Добрый день, «Скорая»?

– «Скорая».

– Беспокоит сержант Лебедев, Центральное РОВД. Тут у нас произошло нападение, избили молодого человека, отняли деньги и ударили острым предметом в живот. Там у него, как минимум, три колотые раны, точнее не скажу – он в крови весь.

– Везите его своим транспортом. У нас сегодня никто не работает.

– Ты издеваешься, парень? Он помрет, если мы его поднимем!

– Я понимаю… но станция пуста, понимаете?

– Я понимаю. Если он сейчас тут врежет дуба, я тебя, сучонок, из-под земли достану, кляну…

Снова опускаю трубку в паз, прерывая разговор. Беру очередную звонящую трубку с соседнего поста.

– «Скорая помощь».

– Это «Скорая»? – переспрашивает вибрирующий о злости, хорошо поставленный многочисленными скандалами, голос.

– Здорово, старая каракатица, – приветствую я Михееву. – Ты еще жива?

– Вы… ты… я… я вас…

– Ты уже нас, старая плесень, – успокаиваю я ее. – Можешь отныне не переживать по поводу поганой «Скорой помощи», которую ты так не любишь. Ее больше нет. Вообще нет.

– Как позвонить вашему начальнику?! – орет Михеева. – Ты у меня сейчас с работы…

– Звони хоть Господу Богу. Тут никого нет – ни начальства, ни санитарок, ни врачей с фельдшерами. Как ты нам и желала постоянно, все сгинули. Так что, если тебя накроет настоящий, а не придуманный инфаркт, не звони, ладно? Все равно никто не приедет.

Звучно бабахаю трубкой об аппарат.

Откидываюсь в кресле, глядя на моргающее зеленое двоеточие электронных часов, отмеряющее секунды. Тик-так, тик-так.

Тик-так – и влетевший в эпилептический статус[52] сотрудник замирает, подавившись языком, пуская посиневшими губами кровавые слюни.