А. Смолин, ведьмак

— Сам ты клюв! — притворно рассердился Карпыч. — Стерлядка это! На крючок такую не поймаешь, паря, и неводом тоже. Гоняю я их от берега. Коли узнает кто, что в моей реке стерлядь водится, так все, пиши пропало. Всю вентерями да сетьми перегородят, до донышка вычерпают и молодь погубят. Но тебе — дарю.

Увесистая рыбка, килограмма четыре, кабы не больше. Так вот она какая, стерлядь. Читать про нее читал, есть не доводилось. Интересно, у нее внутри икра есть? Она же из осетровых?

Я, если честно, разбираюсь только в жареной рыбе. Ну и карася от щуки отличить могу, на большее меня не хватит.

— Хорошо ночь провели, — подытожил дядя Ермолай. — Все, Александр, пошли. Отведу тебя к дому, а то еще заплутаешь в потемках.

Карпыч махнул нам на прощание рукой и скрылся под водой, следом за ним пропали и русалки. Одна лунная дорожка осталась, та, по которой мне надо было бы пустить плетенку из ревенки, не окажись рецепт неверным.

Но сколько же я искал Родьку, возвратившись домой! Он спрятался так, что только позавидовать можно. Все углы облазил, все закутки, даже в самовар заглянул — нет его.

Я уж, грешным делом, плохое начал думать, хоть и звучало это абсурдно даже на уровне мыслей. Как-никак при нем полкило золота имелось, да еще с камушками.

Хотя кому и как он это все толкнуть сможет — представить не могу.

Обнаружила его Жанна. Уснул мой отважный защитник в кустах красной смородины, предварительно замаскировав себя спешно нарванной травой и привалившись одним боком к забору. При этом кубок он крепко прижимал к себе, надо полагать — инстинктивно. Да еще и ногами дергал, то ли убегал от кого, то ли догонял.

Не стал я его тревожить. Пусть спит. И мне пора баиньки идти, поскольку рассвет на носу, а я еще не ложился. И распорядок дня сбивать не следует, и данное слово нарушать не след. Сказал себе — теперь ты спишь столько, сколько хочешь, и да будут прокляты все будильники на свете — выполняй!

Вот только остальной мир оставался в неведении о моих «хотелках», потому покемарить удалось не так долго, как мечталось.

Разбудили меня сопение, возня и негромкая перебранка. Ну как негромкая? В понимании слуг — не очень они шумели, но мне этого хватило для пробуждения.

— Дави его!

— Давлю! Ты же, возгря мохнатая, говорил, что все науки в городе постиг? Чего ж не знаешь, как эту штуку оглоушить?

— Моделя новая! Мне хозяин старую дал, у ней кнопка есть, а у этой — нет!

— Моделя! В мозгу у тебя моделя! Иль в другом месте, которым ты и думаешь!

Родька и Антип возились в углу, навалившись на подушку, из-под которой несся полузадушенный вой смартфона.

— Вот же настырный какой! — возмутился Антип. — Коли не отвечают, так значит в дому никого нету!

— Какая, — зевнув, поправил его я. — Это женщина звонит.

На звонки Ряжской я установил специальный рингтон, представляющий собой давнишнюю песню, повествующую о радостях красивой жизни, похожей на рай. Как по мне, ее припев отлично соответствовал внешнему ритму существования этой дамы.

— Разбудили-таки, — топнул ногой, обутой в валенок, домовой. — Тьфу!

Интересно, а ему летом в них не жарко?

— Хозяин, ты дальше спи. — Родька приподнял подушку, под ней лежал смолкнувший смартфон. — Всё, уже никто никому не звонит.

— Чаша где? — поинтересовался я у него. — Там же, где твоя совесть? Антип, он тебе не рассказывал, что ночью учудил?

— Нет, — нехорошо глянул на Родьку домовой. — Хотел спросить, чего он в кустах дрых, как кот какой бездомный, да не успел.

— Так слушай. — Я опустил ноги на пол и почесал бок. — Этот красавец, когда его Лесной да Речной хозяева пристыдили за нехорошее поведение, без спросу сбежал куда подальше, даже не попрощавшись. Да еще и уволок с собой вещь, что мне подарили. Опозорил он меня. Как есть опозорил.

— Вот паразит! — борода домового распушилась от гнева, как веник. — Хозяина бросил! Да еще и очернил его перед миром? Вот я тебя….

— Звонят! — звонко выкрикнул Родька, подхватив с пола телефон, вновь заверещавший о том, что до входа в рай предприимчивой даме всегда остается только один шаг. — Хозяин, надо ответить. Вдруг чего важное? Вон человек как настырничает.

— Давай. — Я протянул руку, и тот с поклоном положил в нее смартфон. Прямо ангел, а не слуга. Сама услужливость. — Антип, я там рыбину принес, тоже подарили. Что делать с ней, не знал, потому в бочку выпустил. Вода вроде чистая, не должна она сдохнуть. Только-только из колодца ее набрали.

— Плавает, — отозвался домовой. — Не уснула пока. До вечера дотянет, а там мы ушицу сгоношим, не сомневайся. И за помин души вот этого поганца ее съедим!

В процессе разговора он деловито копался за печкой, а с последним словом у него в руках появилась кривая палка, похожая на топорище гигантских размеров.

— Ты это чего? — испуганно заорал Родька и опрометью бросился от свирепо сопящего домового. — Не имеешь права! Я по телевизору видел, как человеков судили, так там дядька в черном платье сказал, что просто так казнить нельзя! Этот… Как его… Астахов! Он умный, он знает! Надо сначала…

— Пять секунд — и поговорим, — ответив на вызов, попросил я Ряжскую. — Ага?