А тебе слабо?

Исайя прижимается лбом к моему лбу.

– Скажи, что любишь меня, как его. Скажи, что любишь меня так же сильно, как его.

Райан. Неужели я его люблю? От этой мысли меня бросает в панику. При одном звуке его имени моё сердце подпрыгивает в груди. Мне нравятся ощущения, которые пробуждает во мне Райан. Нравятся его слова. Нравится, как он касается меня. Нравится даже то, как я краснею под его взглядом.

Но скоро мне придётся бросить Райана, чтобы защитить мать. Если я произнесу нужные слова, Исайя уедет со мной.

– Исайя, я…

Как-то раз я всерьёз подумала, что влюбляюсь в Исайю. Однажды Эхо обняла его, а он радостно обнял её в ответ. Я сама не ожидала, что это вызовет у меня такую мучительную вспышку ревности. Но я ошиблась. Это была не любовь. Я просто боялась Эхо. Боялась перемен, которые она принесла в нашу жизнь. Я слишком поздно поняла, что эти перемены всё равно случились бы, даже без Эхо.

Я смотрю в его серые глаза. Исайя ошибается, он меня не любит. По крайней мере, так, как он думает. Правда здесь – в его глазах. Он не смотрит на меня так, как Ной смотрит на Эхо или Крис на Лейси. Он не смотрит на меня так, как Райан…

– Я тебя люблю…

Я люблю его надёжность, его спокойствие. Люблю его голос и его смех. Люблю его постоянное, неизменное присутствие рядом. Но если случится конец света, то я бы хотела встретить его не с ним. Я люблю его так сильно, что понимаю: он достоин девушки, чьё сердце будет замирать от каждого его взгляда. Он достоин девушки, которая полюбит его по-настоящему.

– …как друга. Так же, как ты меня любишь.

Исайя мотает головой, как будто от этого мои слова перестанут быть правдой.

– Ты ошибаешься.

Он прикасается губами к моему лбу. Я комкаю в кулаке его майку, чувствую, как у меня дрожит нижняя губа. Я его теряю. Я теряю своего лучшего друга.

– Нет, – отвечаю я. – И однажды ты сам это поймёшь.

– Если ты передумаешь…

Он произносит это так безнадёжно, что часть меня умирает от боли за него. Он снова дотрагивается губами до моего лба, на этот раз дольше и жарче. Потом он отворачивается и уходит, растворившись в темноте.

– Я не передумаю, – шепчу я.

Потом закрываю глаза и от всего сердца желаю, чтобы поскорее настал тот день, когда передумает Исайя.

Райан

Бет попросила дать ей время. Сколько ей понадобится? День? Неделя? Несколько часов? Любой срок покажется вечностью, если у девушки, в которую влюблён, стоят слёзы в глазах. Я не видел её со вторника. Завтра у нас родительское собрание. Сегодня воскресенье, и мои родители устраивают барбекю для мэра, членов городского совета и других друзей нашей семьи. Я приоделся и идеально исполняю свою роль.

Идеальный.

Лейси обозвала меня идеальным, когда объясняла, почему никогда не могла по-настоящему прижиться в Гровтоне.

Идеальный.

Бет швырнула это слово мне в лицо, когда на спортивном классе отказалась делать прыжок доверия.

Идеальный.

Гвен только что произнесла это слово, рассказывая, как ей хочется, чтобы мы с ней вместе вышли на поле в выпускной вечер.

Идеальный.

Глядя на наш задний двор, я не вижу ничего, кроме тоскливой идеальности. Идеально подстриженная трава – ровно три дюйма высотой, не больше и не меньше. Кусты в идеальной форме идеальных шаров. Горшки с осенними хризантемами расставлены по периметру патио на идеальном расстоянии, в один фут друг от друга. Идеальные люди, которые выросли в этом городке и идеальной поступью следуют по стопам своих идеальных родителей.

На другом конце стола мама едва заметно кивает в сторону Гвен. Я мгновенно схватываю намёк и поворачиваюсь к моей «даме». Гвен награждает меня улыбкой, которая пополняет бесконечный список всего идеального в нашем патио.

– Разве это будет не потрясающе, Райан?

Нет, я не вижу ничего потрясающего в том, чтобы в выпускной вечер выйти на поле под руку с ней. Я хочу разделить этот вечер с Бет.

– Не думаю, что нам стоит обсуждать, с кем идти на вечер.

Гвен пропускает мои слова мимо ушей.

– Ты не нальёшь мне воды?

Я беру кувшин, стоящий в центре стола, и исполняю её просьбу. В этом заключаются мои обязанности, мой долг перед родителями. Сегодня я должен наполнять стакан Гвен, заменять её тарелки и развлекать её за ужином. Меня охватывает пугающее ощущение дежавю. Именно так мы с Гвен когда-то начали встречаться.

Мать Гвен отпивает глоток вина. Её лицо выглядит ещё более подтянутым, чем прошлой осенью.

– Нам нужно принять решение относительно Эллисон Риск и церковного комитета.

Мама теребит жемчужное ожерелье. Она ненавидит принимать неприятные решения.

– Эллисон – очень милая молодая женщина.

– То есть ты высказываешься за её кандидатуру, Мириам? – спрашивает мать Гвен.

Мама наливает себе вина в пустой стакан для воды, что совершенно необычно для неё.

– Даже не знаю. Риски всегда считались людьми опасными. Ты же помнишь родителей Скотта? Его отец был запойным алкоголиком, да и мать ничуть не лучше.

– Но Скотт – это не его родители, – говорю я.

И все за столом поворачиваются ко мне. Мама бросает на меня предостерегающий взгляд, но отец накрывает своей рукой её руку, прося не вмешиваться. Мама выдёргивает кисть.

Я продолжаю: