А ты не сдерживай слёз и реви

– Дя!.. (Пых-пых.) Не встресяль его никогдя? Больсёй тякой, типя… (пых) кяк вась… гусь? не… (пых-пых) пингвинь, тёсьня! Во!.. Видель би ти кякие у негё, – проговорил Дюклён и заговорщицки что-то шепнул мальчику на ухо, отчего у того отвисла челюсть. – Дя-я, я не сюсю… во-о-оть тякие, – закончил он, выставив в стороны руки, и гордо запыхтел зажатой в зубах трубкой. – Не меньсе.

Мальчик и Дюклён после этого немного помолчали, задумчиво опустив головы.

– Не зняесь, кудя онь мог пядеваться?

– Пункляв?.. А что с ним?

– Пряпаль… – с печалью произнёс Дюклён. – Узе дявнё у нась егё не биля… Хярёсий биль. Прявдя всегё тёлькя одинь разь у нась биваль, нё… сьмог зяпомниться.

– А другие птицы не знают, куда он мог подеваться?

– Отькудя я зняю, зняют яни или не зняют, если яни рязгяваривать-тя не умеють! (Пых-пых.) Одинь тёлькя Пункляв умель…

Два наших приятеля с тоскою погрузились в свои думы.

– Скажи… – начал было мальчик, но Дюклён его перебил.

– Тяк, тебе сьтё, япять интересня узнять пря мою зизнь? – Кивнул. – Есё, няверня, здёсь, сьтоб я тебе песеньку спель кяк в кякой-нибудь детськой скязьке, дя? – Чутка задумался, улыбнулся и закивал. – И сьтёб ти потянсеваль подь неё, дя? Хе-хе.

Мальчик оскалился на Дюклёна.

– Есьли тебе тяк интересня узнять всё пря меня, тё дявай меняться: ти мне помось, а я тебе истёрию, дягяварились?

Мальчик думал-думал и надумал. Интерес возобладал над злобой.

– Ладно.

– Воть и отлисьня! – бравурно заявил Дюклён, потирая ладошки. – Поря брёситься ня поиськи Мурдиклиффа! Гип-гип… – торжественно ораторствовал Дюклён и сконфузился, поскольку вместо «ура» послышалось громкое урчание из его живота. – Ой-ёй-ёй… – стонал он, обхватив стальной корсет.

– Что? – встревожился мальчик.

– Голёдний, воть сьтё, – простонал Дюклён, не выпуская из рук своё пузо.

– Ну так поешь.

– Сьтё?

– Что-то… У тебя с собой что-то было?

– Отькудя? Я еле успель за Мурдиклиффом. Гятёвить бутебрёди у меня времени не биля, ой-ёй-ёй…

– Может… тогда тебе что-нибудь принести?

– Сьтё? – спросил Дюклён, лукаво выглядывая исподлобья.

– Еду.

– Кякую?

– А что ты ешь?

– Я мнёго сего емь: дялякоськи, трёти, трюгёти, янёзам…

– Я этого ничего не знаю.

– Я зняю, сьтё не зняесь. пятяму сьтя етя всё изь моегё прекрясьняго миря, – говорил Дюклён, уже совсем забыв про боли в своём животе.

– Ну, это я тебе достать не смогу. А наше ты что-нибудь ешь?

– Кянесьня. Мяи сямие любимие блюдя у вась, – етя мозёня и рулетя! – облизываясь от аппетита и потирая живот.

– Ну… – задумался мальчик, – это я тебе тоже достать не смогу.

– Посему?

– Потому что на это нужны деньги, а у меня их нет. – Возникла пауза. – А что-то не покупное ты у нас ешь? Может, фрукты, овощи?

– Е-ехь, – простонал Дюклён, снова болезненно берясь за живот. – Есьли я всё зе не зяхосю умирять голёдняй смертью, тё мягу отведять вась сергибусь – и тёлькя.

– Сергибусь?

– Дя. Етя трява тякая. Нё узе июль – сергибусь узе постярель и зятвердель. Тяк сьтё… – Дюклён украдкой пыхнул из трубки, – тебе придёться кюпить для меня мяи любимие мозёня и рулетя.

– На что я их тебе куплю?

– Меня етя не волнюеть, ня сьтё. И рязве ти сям не любись мозёня и рулетя?

– Конечно люблю!

– Ню тягда ням придёться во сьтё би тя ни стяля зяполюсить наси любимие мозёня и рулетя. И нясьнём ми етя… (пых-пых) сию зе секундю.

Мальчик невольно обрадовался, представив, как он с наслаждением будет в скором времени наедаться этими лакомствами. Но сначала: