– Видите, какие мальчишки у меня славные! Только, скажу по секрету, этот кристалл – не единственная драгоценность, которую мне Сеня с Ромой подарили на сегодняшний праздник. Есть и ещё одна!
Анатолий Сергеевич спрашивает из-за стола:
– А что же это за другая такая драгоценность, Вера Матвеевна?
Мама тут нас отпустила, к папе повернулась, воротник комбеза ему поправляет и отвечает:
– Вы, профессор Дымков, много интересного пропустили, пока по заграничным станциям путешествовали. Тут такое было… Мы Вам потом расскажем. А драгоценность такая, что даже самой слабо верится. Уникальный экземпляр. Как выяснилось на днях, дороже, чем семьсот миллиардов рублей стоит!
Я поправил:
– Не семьсот, мам, а только семьдесят!
И тогда все засмеялись. А мама сказала сквозь смех:
– Да какая мне разница?
И поцеловала папу в щёку. И мы продолжили праздник и стали есть. Потом взрослые танцевали. А потом один пожилой техник принёс странную длинную штуку, положил её себе на колено, и все сразу замолчали.
– Что это, пап? – спросил я шепотом, потеребив отца за рукав.
– Это, сынок, называется гитара. Старинный музыкальный инструмент с Земли.
– Как синтезатор?
– Нет, не совсем. Видишь – из настоящего дерева сделана? Редкая вещь! Слушай! – сказал папа, а пожилой техник начал перебирать пальцами и петь. А многие гости, особенно постарше – подпевать ему. Песня была вот какая:
Музыка была совсем не такая, как когда поёшь под синтезатор. Она была тихая, очень незатейливая, но почему-то я заслушался и даже осторожно подошёл к тому технику поближе, чтобы слышать лучше. А он смотрел в никуда прямо перед собой и продолжал песню.
А я вспомнил картинки, которые нам показывали в школе, и Сенькины фотографии, а потом вдруг как будто увидел перед собой то самое огромное море из воды, и голубое небо с белыми облаками, и высоченные деревья, и ещё много-много чудесного и удивительного…
Песня закончилась. Все захлопали в ладоши, и я тоже.
– Сенечка, а ты почему плачешь? – внезапно спросила моя мама. Я повернулся и увидел стоящего рядом Сеньку – ух ты, да он не просто плачет, а ревёт, как девчонка! При всех! Вот совсем на моего друга непохоже!
– Это он, наверное, потому что песня грустная… – сказал я не очень убедительно.
– Это он потому, что по Земле заскучал, верно, Сеня? – спросил Архидемон неожиданно мягко, почти ласково. Ещё ни разу я не слышал, чтобы он таким голосом говорил. А Сенька только кивнул. А потом вдруг резко отёр рукавом слёзы и сипло сказал:
– Вот папка работу свою закончит, и я обязательно на Землю вернусь. Только Ромку я здесь ни за что не брошу, а увезу с собой. Потому что так нечестно – я, значит, на Венере побывал и сколько видел всего, а он на Земле – ни разу не был?
А мой папа только головой покачал:
– Арсений, кхм, ты так всё быстро за всех уже решил… А как насчёт меня спросить, или Ромину маму, ну, или самого Рому, в конце концов?
Я даже не придумал что сказать, только рот открыл, и молчу. А Сенька на папу посмотрел и уже обычным своим звонким голосом серьёзно говорит:
– Если Ромка захочет со мной полететь, то Вы же отпустите его, Иван Андрианович? Он же на Земле таким штукам научиться может, что когда вернётся, Вы сразу же его в бригаду к себе возьмёте…