«А» упало, «Б» пропало... Занимательная история опечаток.

Вот и очередной свой текст с некоего партийно-хозяйственного форума Смирнов писал оперативно, особенно не перечитывая. Да и что перечитывать! О таких мероприятиях можно было писать только обычными, отработанными штампами. И не забывать о должностях руководителей: член ЦК КПСС, член Президиума Верховного Совета СССР, секретарь обкома КПСС и так далее, через запятую.

Написал Смирнов свой материал, отдал его в номер – и предельно счастливый отправился домой. А ранним утром...

– Юра! Срочно ко мне! – это был звонок от одного из партийных начальников.

Удивленный и встревоженный Смирнов стоит на ковре. Он не совсем понимает, в чем дело: то ли что-то стряслось в городе, то ли он сам провинился. Но как, когда? Если дело в последней заметке, то как ее поспели прочитать партийные начальники? Они же получают газету позже...

И все-таки дело оказалось в этой заметке.

– Ну-ка, прочитай свой текст!

Репортер берет в руки номер газеты: это сигнальный экземпляр, любезно доставленный сюда «доброжелателями» из редакции. Он читает свою заметку, видит подчеркнутое место и холодеет: опечатка! В тексте пропущены две буквы, да какие! Кандидат в члены ЦК КПСС, влиятельнейший в городе начальник, назван кандидатом в члены КПСС. Несложно понять, что между этими двумя званиями – пропасть.

– Прочитал? Теперь иди к Нему! Он тебя вызывает!

И вот смятенный Юрий Смирнов стоит на очередном ковре, на самом большом ковре в городе. И, о счастье! самый главный начальник не гневается, он спрашивает с отеческой улыбкой:

– Так чья же тут вина? Твоя?

Смирнов готов взять вину на себя. Но просит время, чтобы разобраться, и, как подобает коммунисту, клянется ответить за все перед родным партбюро. Конечно, начальники вполне могли бы разобраться и без Смирнова. Да так разобраться, что ему мало бы не показалось. Но тут обстоятельства оказались на стороне репортера. Хорошее настроение Самого да и верная интонация Смирнова помогли грозе рассеяться. Остались только тучки, наличие которых уже можно было пережить.

Последнее действие происходит в родной редакции. Честный коммунист Юрий Смирнов изучил свою рукопись и обнаружил, что ошибку допустил он сам. Банальная описка, плод всегдашней поспешности. Об этом он с большевистской прямотой доложил на партбюро. Товарищи по партии объявили репортеру выговор. Вот и все.

Все, что подобало в таких случаях в достопамятные брежневские времена.

СРЕДНЕВЕКОВЫЕ НРАВЫ

Илья Ильф уверял, что если был первопечатник, то обязательно должен быть и первоопечатник. Писатель не знал, что обе эти персоны соединились в одном лице. Первым познакомился с опечатками тот, кто и напечатал первые книги – Иоганн Гутенберг. Одно из самых ранних его изданий, латинская грамматика Доната, содержало в себе, например, слово «qnos» – вместо «quos». Перевернутая вверх ногами литера, вполне заурядная техническая опечатка, – хотя огорченному Гутенбергу она вряд ли показалась заурядной.

Вообще-то пишут, что Гутенберг был весьма тщательным, аккуратным издателем – опечатки в его книгах довольно редки. А вот предприниматель Иоганн Фуст, какое-то время сотрудничавший с первопечатником, а затем развернувший самостоятельную деятельность, не был таким же аккуратистом. Знаменитая «Псалтирь» Фуста, увидевшая свет в 1457 году в городе Майнце, содержала множество опечаток («спалмов» вместо «псалмов» и так далее). Историки отмечают, что Фуст пытался при переизданиях исправлять опечатки, но, убирая одни, добавлял другие.

Гутенберг и Фуст открыли эру опечаток, но расцвет ее наступил позже, когда печатные издания стали тиражироваться в огромном множестве. Не все новые печатники были тщательны, многие гнались скорее за прибылью, чем за изяществом и совершенством, – а потому опечатками их книги были переполнены. На дворе, напомню, еще XV столетие: со времени гутенберговского изобретения не прошло и пятидесяти лет...

В рукописной книге исправить описки было не слишком сложно: подчистил лист пергамента и внес правильное написание. К тому же рукописная поправка в рукописном тексте не слишком раздражала глаз. А вот печатные книги с исправлениями от руки выглядели неряшливо, да и работа стала ох как тяжела: исправлять-то нужно было ошибки в каждом экземпляре, а тиражи росли.

Судя по всему, счастливая мысль возникла у венецианского издателя Габриэля Пьерри: помещать в конце книги список замеченных опечаток (по-латински этот список называли и называют до сих пор errata). В 1478 году он отпечатал «Сатиры» Ювенала, и в приложении к этой книге увидел свет первый в мире список опечаток – объемом в два листа. Свое новшество издатель сопроводил специальным обращением к публике: «Читатель, да не оскорбят тебя опечатки, сделанные неосмотрительными наборщиками, нельзя же быть внимательным во всякое время. Только перечитавши этот том, можно было их исправить».

Так опечатки получили, можно сказать, официальное признание – и право жительства на последних страницах любой книги.