А в мечтах ты моя

Особенных новостей ни у нее, ни у отца не было, поэтому разговор с ним свернулся быстро. Отложив телефон на подоконник, Дуня прижалась разгоряченным лбом к стеклу. То, что Семен подошел к ней вплотную, она скорей почувствовала – передвигался тот совершенно бесшумно, как большой дикий кот. А потом ее затылка коснулся его горячий лоб. Невинное касание, которое окончательно спутало ее мысли. Он ей напоминал побитого жизнью щенка. Все равно доверчивого и ласкового. Мысль о том, что не стоит… не стоит ему позволять, мелькнула и растворилась в тянущемся от приоткрытого окна сквозняке. Дуня наклонила голову к плечу, разрешая губам Семена скользить по ее шее. Она не была уверена, что это изменит ее решение. Она просто не могла не поддаться тому мощному, сокрушающему все на своем пути чувству, что вырвалось из-под контроля.

Стены, которые она так старательно возводила, защищая свое истерзанное, собранное по кусочкам сердце, пали. Где-то там, вне этого дома, от нее ждали взрослых поступков, решений и дел. Здесь же… все как будто отодвигалось прочь за контур бревенчатых стен. Здесь же… царили беспечность и сказка. Здесь прекрасный принц, которого она столько лет любила, любил ее. И, кажется, не было ничего прекраснее этого. И правильнее.

Его жаркие губы скользили ниже, разгоняя по телу дрожь. Все так же трещал огонь, шуршала опадающая на пол одежда. Их близость всегда сопровождалась стихией. Воды – когда он на берегу моря любил ее в первый раз. Огня – сейчас.

Дуня повернулась, чтобы ничего не упустить. Жадно провела ладонями по его телу и обвила шею, привлекая к себе. Взгляд Семена горел неудержимым пламенем, заставляющим ее медленно тлеть. И просить еще.

Как она жила без него? Как будет жить, если… Нет-нет, нельзя. Нельзя об этом думать. Нужно ловить момент.

– Так?

– О, да-а-а…

– И вот так? Не молчи, милая. Скажи, что тебе хорошо!

Взрослый маленький, сомневающийся в том, что достоин любви, мальчик… Почему-то в самый прекрасный, самый сладостный момент ее жизни в глазах закипели слезы.

– Лучше, чем когда-либо.

– О, господи… – прохрипел Семен, срываясь в какой-то совершенно бешеный темп.

Глава 23

Семен знал, что это будет хорошо. Потому что это было хорошо даже тогда, пятнадцать лет назад, на неудобном, усыпанном мокрым песком пляжном лежаке, когда, кажется, ничего тому не способствовало, а лишь, наоборот, мешало. И Дунина неопытность, и страх причинить ей боль, и невозможность прекратить, наконец, до нее дорвавшись. Да и этот песок, чтоб его, который царапал разгоряченную происходящим кожу, лип к воспаленным губам, неловким, будто вдруг одеревеневшим рукам, подушечкам трясущихся от накатывающих эмоций пальцев… Он ведь тоже мешал, да. Но зато еще долго потом, скрипя на зубах, оставался единственным наглядным доказательством того, что их близость с Дуней ему не привиделась.

Так вот, Семен знал, что с ней ему будет хорошо. Но не предполагал, насколько. Это было даже смешно. С его опытом, который, чего уж греха таить, был далеко не маленьким, не знать… Не догадываться даже, как это может быть с женщиной, которую всем сердцем любишь. Которую однажды и навсегда обозначил, как свою. Ту самую.

И нет. Он ни в коем случае не сравнивал произошедшее с Дуней с тем, что у него было до нее. Как можно сопоставлять десятибалльный шторм с летним грибным дождем? Он просто… удивлялся. Тому, каким наивным был, полагая, что в этом вопросе его ничем уже не удивить.

Ошибся. Дуня просто вышибла из него дух. Ничего, абсолютно ничего для этого не сделав. Лишь не таясь глядя, почти как тогда, блестящими леденцовыми глазами в его глаза. Одно непонятно – если в первый раз они блестели от боли, то почему сейчас? Может быть, у нее, как и у него самого, душа болела? От осознания, сколько времени было упущено? У них уже могли быть взрослые дети. Сын. Или дочь. А может, и оба сразу. И дом, который сейчас был лишь на бумаге… Вполне возможно, уже давно был бы возведен и обжит.

Осознавать это было мучительно больно. Поэтому Семен гнал от себя ненужные мысли и стоял на том, что точно так же все могло сложиться и по-другому. Они могли расстаться, по молодости и глупости не справившись с выпавшими на их долю испытаниями, могли стать вообще другими… И, может, эти пятнадцать лет порознь – совсем не напрасны. Почему-то всегда упущенное время люди представляют все увеличивающейся пропастью. Но ведь вполне вероятно – это трамплин. Возможность разбежаться, набрать скорость и силы перед финальным броском навстречу?

Может, если бы за это время он не стал тем, кем есть, ничего бы ему рядом с ней не светило? Чтобы и дальше жить со спокойным сердцем, Семену в это очень хотелось верить. Нет. Не так… Ему жизненно важно было верить именно в это. Он и старался. Но страх все равно не отпускал его до конца. И лишь усиливался, когда страсти чуть поулеглись, и стало понятно, что случившееся между ними сейчас не дало Краснову никаких гарантий на будущее. Ведь и теперь Дуня могла уйти.