А вдруг это правда?

Она начала качать головой: нет, нет, нет. Такого не может быть. Они же пьют аперитив перед прекрасным ужином в ресторане внизу. Она собирается заказать крабовый суп, потому что тут, как она слышала, его превосходно готовят, а она любит хороший крабовый суп – нежное мясо, густой сливочный бульон с нотками хереса, если все приготовлено правильно. После ужина они собираются вернуться в отель и лечь в постель. Как эти люди могут утащить его? Какое у них право?

– Арч! – закричала она, пытаясь броситься к нему, хотя один из мужчин удерживал ее. – Арч, не позволяй им этого делать!

На лице ее мужа застыла гримаса паники и ужаса. Он отвернулся от нее и позволил мужчинам утащить себя. Она повернулась к тому, кто держал ее сзади, и попыталась заглянуть ему в глаза, но ей мешали черные очки. Она сорвала их, но вместо глаз увидела только пустые черные дыры. Его рот открылся, и, прежде чем она успела закричать, человек в черном заговорил с ней.

– Дженси, – сказал он. – Проснись.

Она открыла глаза и обнаружила, что лежит на диване Ланса, закинув ноги ему на колени с неуместной фамильярностью, а Монти Пайтон застыл на экране телевизора. Ланс смотрел на нее во все глаза, встревоженно сдвинув брови.

– Прости, что разбудил тебя, – сказал он. – Тебе приснился кошмар.

Она быстро села и подтянула к себе ноги, чувствуя себя неловко. Она винила во всем вино, которое они пили до начала фильма, пока дети бегали по заднему двору, играя в те же вечерние игры, в которые она сама раньше играла, когда росла в этих местах: «фигура на месте замри», прятки, захват флага, – и все они становились сложнее от сгущающихся сумерек. Они выпили по несколько бокалов у него на веранде, прежде чем загнать детей наверх и переодеть их в пижамы, затем дети остались в своей игровой комнате, а взрослые оказались наедине в кабинете. Когда они начали смотреть фильм, она чувствовала себя раскованно, ей было тепло и комфортно. В затемненной комнате, на уютном диване и под действием вина она отключилась уже через несколько минут.

Все еще дезориентированная, она оглянулась на мужчину рядом, который не был Арчем, поморгала нескольких секунд, пытаясь вспомнить, о чем был этот кошмар. То, что было так ясно и ярко несколько минут назад, быстро растворялось в мутной памяти тревожных образов. Да и сами образы исчезли, оставив после себя ощущение угрозы и дурных предчувствий. Так происходило всегда. Многие ее кошмары были похожи один на другой: у нее был муж, а потом исчез. Ее мозг продолжал выдумывать новые и весьма изощренные и творческие способы его лишиться. Как бы ни менялся антураж, ощущение потери оставалось.

– Я н-не помню, о чем это было, – сказала она, обхватив колени руками. – Я просто помню, что мне было очень страшно.

Она чувствовала на себе взгляд Ланса, но не могла оглянуться. Если она посмотрит на него, то раскроет свой секрет. И она была не готова говорить с этим человеком, которого едва знала, об уродливой части своей жизни. Он ей нравился, и ей не хотелось, чтобы он думал о ней плохо. Что, если он, как и Арч, сочтет, что она каким-то образом замешана в том, что сделал Арч? Что, если, узнав правду, он решит держаться от нее подальше? И вообще мошенничество – не тема для разговора на первом свидании.

– Может, тебе приснилось, что ты ведьма, которую вот-вот сожгут на костре, – поддразнил Ланс.

Она рассмеялась. Именно эту сцену показывали перед тем, как она провалилась в сон. Она была благодарна ему за попытку поднять ей настроение. Он нравился ей настолько, что она не могла испортить все, взвалив на него свои горести в самый разгар вечера.

– Наверное, так оно и было, – сказала она.

А ведь он без колебаний рассказал ей о решении своей жены, что ей нужно провести какое-то время наедине с собой, уйти, бросить его и детей. Что заставило ее это сделать? – удивилась про себя Дженси. У нее возникло такое чувство, что Ланс позволяет ей самостоятельно решить, виноват ли он, заслуживает ли того, чтобы его бросили. Она изучала его профиль, пока он смотрел на изображение, застывшее на экране телевизора. Он определенно не был похож на человека, который заслуживает того, чтобы его бросили. Кто-нибудь вообще заслуживает подобное?

Дженси указала на телевизор, где на экране застыл всадник, стучавший кокосовыми орехами.

– Что я пропустила? – спросила она и заставила себя улыбнуться.

– Могу перемотать к тому месту, на котором ты заснула, чтобы ты ничего не пропустила, – поддразнил он.

Он пробрался поближе к ней и плотоядно улыбнулся – Дженси во всяком случае предположила, что он считает такую ухмылку плотоядной, но, учитывая его моложавое лицо, у него не слишком хорошо получилось.

– Или… – Он притянул ее к себе.