А. З.

— Я так и думал. — Бузук с довольным видом поёрзал, усаживаясь удобнее. — Ты сослужил ему плохую службу. Кто такие — приблатнённые? Это сопливые волчата. Они сбиваются в стаи и устраивают беспредел. Они хотят всё и сразу, хотят получить власть и деньги любой ценой. Они не соблюдают наши понятия и традиции, водят шашни с ментами, пляшут под дудку продажных чиновников, расправляются с «авторитетами». Для них воровское дело — обычный бизнес, а не смысл их жизни. У них нет ни чести, ни достоинства. Их слово ничего не стоит. Сегодня дали, завтра забрали. Сегодня поклялись, завтра предали. На приблатнённых из Питера мне глубоко начхать. Их благодарочкой я бы подтёр себе задницу, харкнул от души и отправил обратно.

Максим присмотрелся к Бузуку. На щеках пятнами выступил румянец. Глаза искрятся. Да он пьяный! Ему хватило двух глотков коньяка, чтобы превратиться в хвастливого удальца.

— А ты, получается, старый волк.

Бузук вздёрнул подбородок:

— Я один из немногих вымирающих мамонтов. Когда-нибудь моё имя появится в ментовских учебниках. Может, даже книгу обо мне напишут или фильм снимут.

— Ты гордишься тем, что сделал себе имя на чужом горе?

— Как врач.

Максим свёл брови на переносице:

— В смысле?

— Если бы все вокруг были здоровы, не было бы именитых докторов.

— Они спасают людей. А ты?

— Они сделали себе имя на чужом горе! — распалялся Бузук. — Врачи не лечат людей, а залечивают. То же касается аптекарей. Или как их там называют. Кто делает лекарства?

— Фармацевты, — подсказал Жила.

— Во-о-от! Поройся в учебниках химии, дружок. Сколько в лекарствах вредных… как его… Короче, ты понял. Почитай длиннющие инструкции. Там противопоказаний больше, чем показаний. Короче, лекарства вредны. И вообще, они борются с болезнью, а не с причиной болезни. Следователи, прокуроры, адвокаты — все делают имя на чужом горе. А чем прославились учёные? Кто создал атомную бомбу? Кто изобрёл пластик? Кто придумал интернет? Кто ещё у нас знаменитый? Назови хоть одно имя. Учителя? О хорошем учителе напишут в газете и забудут. О плохом помнят годы. То же касается строителей, пекарей… Всех! Чикатило знает вся страна, а того, кто его поймал, никто не знает. Вот кем ты восхищаешься? С кого берёшь пример? Есть такие?

— Есть, — ответил Максим, краем глаза наблюдая за Жилой. А тот взирал на небо и делал вид, что разговор его не касается.

Максим тоже посмотрел вверх. Окружность из дымки стала ещё шире и теперь походила на крупный по размеру бублик. Что бы это значило?

— И кто же это? — поинтересовался Бузук.

— Андрей Федоров, Олег Васютин, Степан Пилипенко.

— Впервые слышу. И кто о них знает?

Максим пожал плечами:

— Это так важно?

— Ты прав, не важно.

— Я беру с них пример, остальное не твоё дело.

— Наверное, такие же таёжные шныри, как ты.

— Они спасатели. Они отдали свои жизни, спасая людей.

— Эка невидаль! Вот если бы они забрали жизни — их имена прогремели бы на весь мир.

Максим вытер ладонью губы и согнутым локтем заехал Бузуку в лицо.

Он упал навзничь и рассмеялся:

— Так ты спасатель? Я угадал? Наш дружок спасатель!

Жила бросил взгляд на Максима и отвернулся.

Бузук поворочался, насилу сел и сплюнул кровь через губу:

— Хреновый из тебя спасатель.

— Почему?

— Кого ты спас? Хирурга? Гвоздя? Шнобеля? Хрипатого? Или нас с Жилой?

— Неправильный вопрос. Не кого, а от кого.

— А-а-а-а, так ты спасаешь мир от нас, — протянул Бузук. — Вон оно чё. Слыхал, Жила? Я же говорил, что мы все умерли. Будь он живым, бежал бы от нас, только пятки б сверкали. А он побродил, побродил и припёрся. Спрашивается: чего пришёл? Великомученик, значит. В рай метит.

Максим не сдержался и бросил со злостью:

— Хочу посмотреть, как вы сдохнете.

— Не боишься сдохнуть первым? — окрысился Бузук.

— Нет.

Жила вскочил. Повернулся спиной к избе и направил взгляд в глубь леса:

— Что это?

Встревоженный голос приятеля отрезвил Бузука.

— Идёт кто-то?

— Там что-то шумит.

Максим надавил ладонями на уши, пытаясь избавиться от гула. Или это гудит не в ушах? Неужели вертолёт?

Бузук поднялся на ноги:

— Ага, слышу. Что это может быть?

Максим встал рядом с ним. Издалека доносился шипящий звук. Он приближался, нарастал. Это не вертушка.

Жила вскинул руку:

— Смотри!

Кроны деревьев затягивало сизой пеленой.

~ 32 ~

— Дым? — взволнованно спросил Бузук, наблюдая, как вдали темнеет небо.

— Или туман, — предположил Жила.

Максим всматривался в просветы крон, но резь в глазах мешала разглядеть, какая напасть приближается к ним.

Бузук шумно втянул в себя воздух:

— Чем-то воняет. Дымом?

Жила опёрся ему на плечо, встал на носки и вытянул шею:

— Огня не видно.

— Конечно не видно! Далеко горит.

— Хорош менжевать. Это туман.

Бузук сморщился, словно его тело пронзила боль. Вдавил кулак в правый бок:

— Слышишь, трещит древесина? Говорю, там лес горит! Помнишь, на железке бензовоз полыхнул?

Треск, шипение и ещё какие-то непонятные хлопающие звуки становились всё громче.

Судорожно соображая, что это может быть, Максим пошёл к избе.

— Куда? — рыкнул Жила.

Максим указал на садовую лестницу:

— Оттуда лучше видно.