А жизнь продолжается

— На этой гармошке?.. Нет уж, пускай на ней упражняются ребятишки, а я в последнее время играю исключительно на пианино и на органе.

— Чего только вы не умеете! — сказала она.

Он понял это так, что она прониклась к нему уважением, что он вырос в ее глазах. Десять тысяч овец и миллион крон были выше ее понимания, а вот красиво сыгранная песня взяла за сердце.

— Что, Маттис, тебе, поди, сегодня и не заснуть, — сказала она. — Такой тебя ждет завтра подарок.

Август:

— А ты, Корнелия, получила бы еще и не такой подарок, если бы захотела.

— Я? В честь чего же это?

— Иди сядь-ка ко мне на колени, тогда скажу.

— Нет, — заупрямилась она.

— Стало быть, не хочешь?

— Нет.

Тогда он заговорил в открытую. Как оно и подобало настоящему мужчине:

— Ну а если я сейчас, не сходя с места, предложу тебе все, что у меня есть и чем я владею, и попрошу стать моей, Корнелия, что ты на это скажешь?

Она побледнела:

— Что это вы такое говорите? Вы спятили?

— Нет, не спятил, — ответил он. — Я говорю то, что думаю.

— Стать вашей женой? — вскричала она.

— А что тут такого невозможного?

— Да все, — сказала она. — Этого не будет!

Молчание.

— Неужели, — с большим достоинством заговорил Август, — тебе безразлично, кто станет твоим спутником жизни: я или какой-нибудь сопливый деревенский мальчишка? Я б купил тебе десять усадеб, ты бы ходила у меня в бархате и драгоценностях, да тебя было бы не узнать!

Корнелия:

— С меня довольно и того, что есть у него.

— Работать тебе было бы ни к чему, лежала бы себе день-деньской на пуховиках и вставала только к столу. Ведь это жалости подобно, как ты надрываешься, Корнелия. Да еще ходишь за лютой лошадью.

— Она не лютая, а просто норовистая.

— Будь с ней поосторожней! — произнес он озабоченно. — А если ты приглядишь себе другую лошадь, то я ее для тебя куплю. За мной дело не станет.

Корнелия была начеку и отмела его предложение, дескать, ее и эта кобыла устраивает.

— Ладно, Корнелия, подумай о том, что я тебе сказал! — проговорил он, поднимаясь со стула. — Чтобы Август к кому-то посватался, такое случается не каждый день!

Вообще-то уходить он не собирался, но раз уж поднялся, ничего другого не оставалось. Обернувшись в дверях, он с укором на нее посмотрел, только это не возымело никакого действия.

Во дворе он увидал Тобиаса с женой, они стояли и глядели на горный склон, по которому хорошо различимыми пятнышками разбрелись овцы. Они паслись, почти не передвигаясь, утопая по брюхо в муравчатой зеленой траве. Высоко на камне сидела Вальборг, стадо было перед ней как на блюдечке.

Август был не в настроении разговаривать, однако же, бросив взгляд на небо, заметил, что собирается дождь.

— Так что не пройдет нескольких дней, и у коров будет корм.

— Хорошо бы! — вздохнула хозяйка.

— Стала жара, Олсок[13] минул — самая пора, чтобы и дождь хлынул, запомните, что я сказал. Оставайтесь с миром!

Распрощался и ушел.

Тобиас за ним:

— Так как насчет того, о чем я вам вчерась толковал?

— Ты это о чем? — спросил Август не останавливаясь.

— А чтоб вы пособили мне. Для такого человека, как вы, сто крон ничего не значат.

Тут Тобиас был прав. Август вытащил на ходу бумажник, протянул ему красную ассигнацию и зашагал дальше. Не говоря ни слова.

По дороге домой ему повстречался Йорн Матильдесен с семью Беньяминовыми овцами. Одну он вел на веревке, остальные шли сами. Чтоб заставить вожатую овцу идти за ним следом, он привязал к веревке клок сена, она пехала и пехала за этим сеном, а ухватить не могла. Покорная, смирная, глупая, одним словом, овца.

— Завтра овец прибавится, — сказал Август, — только люди пускай сами отгоняют их в горы. А тебе надо будет просто стоять и считать, сколько ты принял.

Йорн кивнул и прошел мимо. Он не мог останавливаться, тогда веревка провиснет, овца дотянется до сена и съест.

— Что тебе сказали у Беньямина? — окликнул его Август.

— Похоже, они над вами смеялись! — прокричал Йорн.

Смеялись, значит? Вот она, благодарность за то, что они получили вчера за своих овец шестьдесят не то семьдесят крон лишку! А все Корнелия, это она послала гонца к своему принцу, тоже мне, генерал на велосипеде. Но погоди, дорогой Беньямин, это еще не означает, что она — твоя, Август не успел еще развернуться. Он спокойно может встать тебе поперек дороги и пригрозить: «Ни с места!» На худой конец в запасе есть Хендрик из Южного, который получил ее согласие чуть ли не пару недель назад, если что, он явится со своим ружьем, не скрывая кровожадных намерений…

Завернув в Сегельфосскую лавку, Август выбрал самую красивую и дорогую гармонь для маленького Маттиса, а еще он купил две сигары. И побрел на пристань. Он надеялся встретить цыгана, у него родилась идея.

Друзьями они не были, водиться с цыганом не водился никто, хотя руки у него были умелые. Он посмотрел на Августа своими пронзительными глазами и спросил:

— Где тебя нелегкая носит?

Август:

— А тебе зачем?

— Затем, что сегодня в усадьбу приходило много народу и все они о тебе спрашивали, а тебя и след простыл.