А жизнь продолжается

Приставив руку козырьком, он заглянул вовнутрь и увидел спящих детей, Маттис лежал в обнимку с гармонью. А Корнелии не было.

Значит, не дома. Бог знает, где ее носит, может, она в городе, а может, в Северном, в любом случае не дома…

Ему слышно, как в доме закопошились. Во двор вышел Тобиас, босиком, в исподнем. Именно что вышел — не выскочил.

— Что, разве Корнелии там нету? — говорит он.

Август слегка смешался:

— Похоже, что нет.

— Значит, ушла куда-то.

— Просто я хотел предупредить насчет лошади, — объясняет Август.

— Понятно.

— Ей тут больше не место, я ее пристрелю.

Тобиас против того, чтобы прибегать к крайностям.

— Мы отведем ее к жеребцу, — говорит он.

Августу это как-то не приходило в голову, он спрашивает, поможет ли.

— В одночасье! — заверяет Тобиас.

— Что б тебе сделать это раньше!

— Вот-вот, ну прямо золотые слова! Только мне было недосуг, мы ж убирали сено.

Август нетерпеливо:

— Так ты отведешь ее завтра?

— Нет, лучше, знаете ли, маленечко обождать, она сейчас вроде как успокоилась. И Корнелии с ней ничего не стоит управиться.

— Вот зараза! — выпалил Август. — Я сходил ее проведать, так она на меня чуть не бросилась.

— Это потому, что вы чужой.

— Да ладно тебе, чужой не чужой, а укорот ты ей сделать должен!

Тобиас снова занимает примирительную позицию:

— Сдается мне, недельки через три на нее снова накатит, вот тогда Корнелия ее и отведет.

— Ага, Корнелия! — хмыкнув, говорит Август. — Корнелия поведет смертоубийственную кобылу, да еще через всю округу!

— Дак ежели она больше никому не дается.

— Вот что, где сейчас Корнелия? — строго спросил Август.

— Если б я знал или мог вам растолковать.

— Потому что я намерен запретить ей отводить эту кобылу куда бы то ни было.

— Я разве что говорю, — стушевался Тобиас.

— Черт возьми, да где же ее по ночам носит?

— И не говорите!

Август покинул усадьбу Тобиаса с горечью в сердце, позабыв спросить Маттиса про гармонь. И какого рожна понадобилось ему тащиться домой через Южное? Если бы он спустился к мосту, то давно бы уже был дома, пропасть глубиной в пятьсот метров ему нипочем. Будто ему не приводилось стоять на краю самых что ни на есть головокружительных пропастей в мире и благополучно спускаться вниз!

XXVI

Как Август думал, так оно и вышло, несколько дней подряд Александер скупал до ста овец на дню, и стадо в горах сразу же увеличилось. Пролили обещанные дожди, взошла вторая трава, овцы отъедались, и нагуливались, и обрастали шерстью, ни одна не пропала и не покалечилась.

Потом в торговле наступила маленькая заминка. Александеру надо было выйти проверить сеть, ведь он по-прежнему работал на консула. Однако он не желал забрасывать новое поприще, благодаря своему рвению и способностям он зарабатывал поденно немалые деньги, всякий раз, снаряжая его в путь, Август выдавал ему по пачке купюр. Два дня Александер выбирал сеть и трудился в коптильне, наконец ящики с лососиной были готовы к отгрузке, и он мог снова идти покупать овец.

Август был доволен, стадо его умножалось, цыган Александер перед ним каждый вечер отчитывался, все было без обмана. Лучшего и желать нельзя! Август снова выбился на большую дорогу, только на сей раз он не стеснялся в средствах. Деньги текли у него рекой, тысяча за тысячей, он не мог нарадоваться тому, как бойко идет торговля, и был готов отдать за овец все до последнего. Казалось, он покоя не находил, если не затевал коммерцию и спекуляции. Не начни он по чистой случайности покупать овец, ему подвернулось бы что-то другое. Получал он барыш — отлично, терпел убытки — не из-за чего тужить. Это называлось товарооборотом, в этом-то и заключалась настоящая жизнь, а вдалеке маячила мировая торговля, биржи и банки — вехи самого времени.

А теперь он еще попал и на страницы «Сегельфосского вестника», Давидсен про него написал. Давидсену поручили заведовать банком, что он добросовестно и исполнял, однако в первую очередь он был редактором своей маленькой благожелательной газеты. Он хвалебно отозвался об Августе как об отзывчивом и сведущем человеке, который по доброте душевной не жалеет средств для того, чтобы облегчить участь и людей, и животных. Вся периферия должна быть чрезвычайно признательна Августу за проявленную им инициативу обеспечить мелкому домашнему скоту доступ на обширные горные пастбища и т. д.

Август сделался заметной фигурой, с ним начали здороваться на улице, на него посматривали с уважением. По мере того как он привыкал к мысли о своем богатстве, у него исчезало пристрастие к броским нарядам, он сменил красные рубахи на белые и выкинул цветной пояс с никелированной пряжкой. А в остальном он нисколько не изменился, он всегда оставался верен самому себе.

Его старый знакомец по карточному столу, новокрещеный лавочник, зажуливший русскую Библию, гнулся перед ним теперь в три погибели. И попросил взаймы. Он вернет через три месяца, вернет с процентами.

— У меня нет свободных денег, — ответил Август. — У меня большие расходы.