— Наверное, хотели продать мне овец, — догадался Август. И продолжал уже более миролюбиво: — Что же это я хотел сказать, Александер… Ты чего сегодня делаешь?
— А тебе-то что? — хмуро спросил цыган.
— Потому что, если тебе нечего делать, ты мог бы у меня подработать.
— Ха-ха-ха! У тебя!
— Заткнись и дай мне договорить! — скомандовал Август. — Тебе мнится, будто ты понимаешь толк в лошадях, ну а в овцах ты хоть сколько-нибудь разбираешься?
Александер:
— В овцах? Да я разбираюсь в любой животине.
— Ну прямо в любой! — презрительно бросил Август. — Разве что во вшах. Так вот, я теперь скупаю овец и мог бы подрядить тебя, чтоб ты меня заменял.
— У тебя и денег-то нет, — сказал Александер.
— Я мог бы заниматься этим и сам, — продолжал Август, — но не знаю, как посмотрит консул, понравится ли ему, что в усадьбе будет толочься народ. Конечно, можно было бы нанять в городе контору со служащими, но пока я подручный у консула, мне это не подобает. А хочешь сигару? На-ка!
Заполучив сигару, цыган сказал:
— Только не думай, что я возьму ее в рот после того, как она побывала в руках у такого старого пердуна. Меня уже от одного твоего вида с души воротит.
Они переругивались и собачились, но под конец сговорились, что в те дни, когда цыгану не надо будет выбирать сеть и коптить лосося, он будет ходить по округе и скупать овец. Август дал ему указания: каждый раз составлять купчую и скреплять ее подписями; в тот же день, как состоится продажа, владелец овец должен сам отогнать их в горы; когда овец пригонят обратно, чтоб их поставили на зимний корм и так далее, и так далее. Цыгану следовало не мешкая приниматься за дело, да пошевеливаться, лето уже перевалило на вторую половину, и Август хотел заполонить горное пастбище овцами как можно скорее, сейчас же, начиная с завтрашнего утра.
Он спросил:
— Тебе теперь все понятно?
Тут цыган задал ему встречный и чертовски дельный вопрос:
— Какие овцы тебе нужны больше, убойные или шерстные?
— То есть как это?
— Ну для чего они тебе — на мясо, или ты хочешь стричь шерсть?
— И то и другое! — не долго думая сказал Август. А в душе подосадовал, что не смыслит в породах.
Они немного погрызлись из-за овечьих пород и еще всякой всячины. Александеру с трудом верилось, что у Августа есть деньги, и он потребовал их показать. Где же это Август прибрал себе несколько сотен и почему до сих пор не пойман с поличным? Что же до оплаты трудов Александера, то порешили, что ему причитаются проценты с каждой сделки, а цены — за взрослую овцу давать восемнадцать крон и по десять за ягнят.
— Смотри, вот пятьсот крон, я их тебе доверяю. Завтра же и приступишь!
— Экая прорва деньжищ! — вырвалось у Александера. — Ты что, нашел их вместе с бумажником?
— Да, нашел его, когда перетряхивал свою котомку.
— А ночью он тоже при тебе?
Август:
— Бумажник? Да нет, я оставляю его в кармане, а пиджак вешаю на стену. А сам я ложусь в кровать.
Следующий день он употребил на одиночную вылазку. Одетый по-будничному, с запасом еды всего на один раз, с револьвером и сотней патронов в кармане, он обошел крутом большое горное озеро.
Еще одна новая идея? Ну да.
Он давно уже поставил перед собой задачу исследовать горное озеро и решил дольше не откладывать. Для него было долгом чести выяснить, водится ли там — во имя всего святого — форель? Действительно ли ее туда выпустил Теодор, отец консула? Или же есть вероятность того, что она поднялась туда по ручью, который сбегает к морю? И где тогда этот ручей?
Старый подручный идет на своих двоих, карабкается по скалам, перебирается через расселины, иной раз он переправляется вброд, по воде, иной раз вынужден пуститься в обход, но он идет, движется вперед, продвигается шаг за шагом. Он человек упорный. Ближе к полудню он посчитал, что примерно на полпути, охотничий домик давно уже скрылся из виду, а он так и не обнаружил ни единого ручейка, который бы вытекал из озера. Управившись с обедом, он вынул револьвер и начал стрелять. Он упражнялся в стрельбе с расстояния, скоростной стрельбе, стрельбе с кармана, стрельбе с левой руки, стрельбе назад, стрельбе с закрытыми глазами — короче, из любого положения. Он стрелял и смеялся от удовольствия, от радости, выстрелы звучали в его ушах как музыка, ха-ха!..
Тщательно протерев любимый револьвер, он двинулся дальше.
День клонился к вечеру, рыба начала всплывать кверху и ловить комаров, и не какая-нибудь, а форель, сплошь и рядом она выпрыгивала из воды и делала в воздухе сальто.
Со снеговых вершин в озеро стекалось множество журчащих ручьев, но ни один не убегал из озера к морю.