Аахен – Яхрома

А в 2003-м снова появилась в «Иностранце» возможность даровой поездки в Израиль. Я позвонил Рубинчикам, они вновь очень обрадовались. Это был март, как раз накануне начала второй войны в Ираке. Я был уверен, что будет уже жарко, но, когда прилетели с Сашей, нас встретил дождь и пронизывающий холод. Израильтяне радовались: редко столько воды проливается на их сухую землю.

Как дурак, я привез Володе бутылку какой-то дорогой водки. Мы ее выпили, а на следующий день пошли в книжный магазинчик, который он держит в Бейт-Шемеше. Дверь в дверь там продовольственный, и Володя затащил меня в него. На полках стояли всевозможные водки, в том числе точно такая же, какую привез я, молдавский коньяк, грузинское вино и пиво из Сум, Ярославля, Харькова, Питера, Курска, Нижнего Новгорода; разумеется, горы сала и колбас.

В Бейт-Шемеше половина жителей – выходцы из СССР. Вторая половина – крутые ортодоксы, в свою очередь делящиеся пополам: одни из Магриба, другие из Америки.

Мы каждый день ездили в Иерусалим. Володя и Саша предупредили, что к их остановке подъезжают два вида автобусов: один «нормальный», второй «американский», то есть на нем ездят американские религиозники. В таком ни в коем случае мужчине нельзя садиться рядом с женщиной, а женщине – с мужчиной. В первый же раз мы угодили на «американский» автобус, где одетые в черное пассажиры, болтавшие на американском английском по мобильным телефонам, смотрели на нас с омерзением.

В один из дней мы с Володей и его престарелой собакой, слепым черно-седым королевским пуделем, отправились погулять по окрестностям Бейт-Шемеша. Проходили мимо микрорайона, построенного как социальное жилье, но заселенного самозахватом этими самыми американцами. Двери были заложены шлакоблоками, жители попадали к себе через окна, по приставленным доскам. Возле домов ни деревца, хотя вокруг тщательно возделанная зелень, и, что самое удивительное, весь микрорайон огорожен мощным железным решетчатым забором. Я спросил у Володи: «Кто забор поставил?» – «Да сами и поставили», – ответил он.

Что же, хочется людям самим себя загонять в гетто, их дело.

Там по голой земле слонялись два маленьких мальчика. Увидели собаку, подбежали к забору, ухватились ручонками за железные прутья и начали тявкать: «Ав! Ав! Ав!» Вот событие – собака прошла!

Израиль той весной выглядел удивительно. Холмы, будто где-нибудь в долине Луары, были покрыты сочной травой, в ней сверкали яркие цветы. Были ли там «лилии полей»? Должно быть, были.

48. Белгород Начиная с 1956-го

В Белгороде я никогда не бывал. Но проезжал мимо с тех пор, как себя помню. И он для меня начало юга. Пока едешь на поезде в сторону Крыма, Орел и Курск – это еще Россия, а Белгород, стоящий у границы с Украиной, уже – по ощущению юг. И недаром граница пролегла именно там. Россия по преимуществу северная страна, Украина и географически, и культурно тяготеет к югу.

Особенно ясно, что в Белгороде юг приближается все ближе и все быстрее, когда едешь в Крым весной, в апреле. В Белгороде деревья еще только-только, как и в Курске, начинают распускаться. Но точно знаешь: еще несколько часов – и будет настоящая весна.

Эту уверенность укрепляют окружающие Белгород белые меловые горки, точно южные по очертаниям.

Такие горы можно найти и в России, но там они выглядят странно.

49. Белогорск 1983, возможно

Ак-Сарай («Белый дворец») был столицей ханов Гиреев, пока они не утратили вкус к кочевой жизни на плоской местности и не переселились в предгорья, в Бахчисарай («Дворец-сад»).

Когда татар в 1944 году депортировали из Крыма, городок переименовали в Белогорск. Переименования – странное дело. «Бело» оставили, видимо, потому, что для славянского сознания белизна – это синоним чего-то хорошего. Хотя красное все же лучше, могли бы и Красногорском назвать, в СССР все равно уже было несколько Красногорсков. Здесь «-горск» – очевидное преувеличение. В Белогорске гор нет – ни белых, ни других. Там холмы, да вдали виднеются отроги Восточной гряды. Весной они зеленеют травой, а в прочее время цвета выгоревшей гимнастерки.

В Белогорск попадаешь, когда следуешь из Симферополя в Судак. Позади горизонтальность Центрального Крыма, впереди горы, а потом море. Белогорск – это всего лишь точка между городами, которую я всегда проезжал. Однажды, не помню уже почему (автобус сломался?), я застрял там на два часа. Заняться было нечем. Палило солнце, по площади ветер гонял пыль. Торчали контражуром в бледно-голубом небе пирамидальные тополя.

Наверно, сейчас в Белогорске интереснее. Наверняка построена мечеть; возможно, даже медресе. Наверняка украинцы, татары и русские делят между собой что-то и никак не могут поделить.

Еще в Ак-Сарае (Белогорске) я почему-то несколько раз видел в небе продолговатый аэростат, наподобие тех, что во время войны поднимали в целях заграждения от вражеских аэропланов над Москвой. В Белогорске так боролись с НАТО? Или это для красоты?