Не привыкший вне помещения обходиться без головного убора, только почувствовав ветерок обдувающий затылок и зажмуриваясь от яркого солнца, юноша непроизвольно потянулся за сатушем, но не поспевая за уклонившейся бродяжкой из-за хромоты, не сумел ухватить даже край его полей. Неуклюже повалившись на землю, он тут же попытался вскочить, опершись на посох, но у него это не очень ловко получилось. Рассердившись своей неловкости, Аш погнался за прыткой обидчицей, смеющейся над его неудачными попытками поймать ее, но остановился, когда напялившая на свою голову его сатуш, она оказалась наверху. Победно взглянув вниз, Нин ожидала увидеть лезущего за ней обозленного парня, но к своему неудовольствию не увидела его вовсе. Найдя, наконец, его трясущуюся спину глазами, девочка засовестившись, что обидела больного и возможно пострадавшего из-за нее хромца. И спустившись, мучимая раскаянием, примиренно извинилась:
– Ну прости, не обижайся, я же пошутила. Возьми свой сатуш.
Но увидела обойдя спереди, что он не обижен, а его всхлипы, были слезами радости. Обхватив руками больную ногу, он сгибал и разгибал ее, опуская и поднимая, снова и снова убеждаясь, что хромота проходит.
– Помогает зелье учителя. – Поделился он с ней своей радостью. – Еще немного, и я смогу отбросить проклятый костыль. А клобук я ношу, только при плохой погоде и при сторонних.
По этим словам и по общему его настрою, юная бродяжка заключила, что теперь он их не чуждается и не считает сторонними.
Солнце заходило на закат. Ослы, шевеля ушами, прислушивались к речам обхаживающих их Пузура и Гира; вечно устающая Эги, уже отдыхала в повозке; Нин помогала Ама перевязывать Ашу больную ногу, смазанную чудодейственным зельем абгала; а странный великан, которого, как видно за обличье называли Хувавой, просто околачивался вокруг, что-то недовольно бурча.
В поездке, Аш успел со всеми познакомиться ближе, а во время кратких остановок, входил в суть их дела, разглядывая предметы и хитрости ремесла скитальцев. Иногда они останавливались в небольших поселениях, показывая людям свои представления, и тогда он лучше познавал мир, которым жили его новые знакомцы. Он во все вникал с нескрываемым любопытством, открывая для себя что-то новое, о чем раньше не ведал. Про то, например, что вылепленная из глины харя, обязательно наделялась каким-нибудь выражением для определенного образа, а раскрашенная ткань с многочисленными кисточками по краям, показывала принадлежность к богатым и важным господам. Эта условность умиляла и притягивала его. В храме они тоже постоянно что-то исполняли – разыгрывая деяния вседержительной Инанны, сопровождая это хвалебными песнями и танцами. Но то было совсем другое. Они одевались в красивые и богатые одежды, украшения их были из золота и пили они настоящий дин; но не было той свободы в восприятии взаимоотношений богов и людей, какая царила здесь. У них было все строго и сдержано установленным порядкам, а если и придумывалось что-то новое, то кропотливо сверялось старшими на следование правилам. Здесь же он видел, что и люди и боги у них одинаково просты и доступны пониманию обычных людей, плохо знакомых со сказаниями жрецов и сказителей – передающих их из поколения в поколение. Глядя на их представления, он поражался тому, насколько скоморохи умели повернуть все так, что и боги и люди из известных сказаний, заговорили у них словами простыми, доступными, порой с непристойными шутками. И даже для Хувавы, не отличавшегося болтливостью, но выделявшегося громадой тела, находились выходы в виде безмолвных чудищ и великанов. Кроме этого, скоморохи радовали и удивляли людей своим диковинным умениями: Гир приводил людей в трепетный восторг – бесстрашием и неуязвимостью перед опасностью; Пузур творил настоящие чудеса с простыми вещами, а его жена ему в этом помогала; Ама – старая матушка общины, гадала и предсказывала, и даже недалекий Хувава, удивлял своей неимоверной выносливостью, жадных до всего необычного ротозеев. Нин, за время нахождения в этой общине тоже кое-чему обучилась, ловко орудуя предметами, а в силу возраста обладая изяществом и гибкостью, успевала еще приплясывать, что-нибудь напевая. Все более, вовлекаясь в завораживающее действо, Аш вскоре и сам стал подменять Пузура, подвергаясь побоям от плутоватого бедняка.
***