Повозка, медленно продвигаясь на восток, катила в обход тысячных эштов лугаля Уммы и Унука Лугальзагесси. Попадаться воинам, находящимся на войне и особо не разбирающих кто свой кто чужой, небезопасно даже таким мирным людям как веселые шуты и скоморохи, особенно если они пришли с противной стороны. Путь по дороге, по которой не встречается больших городов: утомителен, долог и тяжел. Здесь нет нарочно проложенных дорог, нет мест, где можно набраться еды и припасов; старая коляска вот-вот готовая развалиться, трясется по ухабам, с трудом преодолевая препятствия и разбалтывая измученных людей внутри. Несмотря на это, путники, не встречая лихих людей, которых множество на дорогах земель разоренных войной, уверенные в своей безопасности, чувствовали себя здесь гораздо спокойнее и увереннее, зная, что здесь сохраняется хрупкий мир и пока еще спокойно. Глядя из повозки, проезжающей мимо перекопанных рвов рукотворных русл и речушек, малоухоженного еще края, бывший храмовый затворник, не выезжавший так далеко, видел свидетельство той мощи человеческой мысли в союзе с волей и неимоверными силами, что способны ради жизни, преодолевать трудности, создаваемые самими богами. Тех, о чьих деяниях столько слышал от своего учителя, сознательно или по чьему-то невежеству приписываемых тем же богам. Недаром иноземные гости дивились, всегда расчищаемым руслам и возделываемым полям, там, где общинники работали всем миром, стараясь успеть до разлива рек к севу или сбору.
Едва поддувавший прохладный ветерок, неожиданно раздулся, превратившись в полноценный ветер, и с каждым порывом раскачивая плетеное жилище на колесах, постепенно усиливаясь и почти разросстаясь до бури, раскачивал уже всю повозку вместе с основанием. Передав Гиру вожжи и всунув взъерошенную копну внутрь, Пузур попросил выйти из повозки всех находящихся в ней, чтобы помочь отвести ее в безопасное место, а ослов скрыть в овражке и самим схорониться там же от непогоды. Выйдя наружу, скоморохи съежились от внезапного похолодания, но прибодрившись, дружно взялись за работу. Оставив возок наверху у редких кустарников, они повели ослов, груженных самыми необходимыми пожитками книзу под овраг. За ветром или вместе с ним, разгоряченную плоть начинали беспокоить редкие еще, но неприятные капли приближающегося дождя. Пока все суетились, загоняя упирающихся ослов, хлынул ливень, люди успев намокнуть, укрылись, наконец, под дерновым навесом сами. К счастью для них, ветер быстро стих, оставив ливню право вволю поливать пересохшую землю. Эта договоренность работы богов в слаженном взаимодействии, всегда вызывали у Нин уважение к ним. Ей думалось, отчего люди, не могут так же слаженно работать, не ущемляя друг друга, не отбирая у другого право на жизнь, но обязательно кто-то захочет чего-то большего, и непременно, хитростью ли, богатством или силой, сделает так, чтобы кто-то работал за него и на него. Всегда в чем-то был подвох, и если что-то и где-то сильно улучшалось, то кому-то становилась хуже, и чаще тем же, кто больше всего и трудился, и если где-то пребывает очень много, то где-то убывает не восполняясь. Не так у богов. Конечно иногда, кажется, и у них случаются непорядки, и тогда на землю приходят страшные для людей бедствия: засухи и неурожаи, холодные зимы и наводнения. Но так бывает не всегда, все это лишь выделяющиеся нестройностью исключения из правил течений времени. Раньше, когда это все вдруг происходило, что-то менялось, терялся какой-то порядок. Недаром многие поколения помнят как великое бедствие, один только великий потоп. Но все бедствия, как говорят божьи люди и старики: от человеческих грехов и божьего гнева на них. А значит и здесь не божьи распри, а снова лишь людские пороки. Ей было смешно слушать все эти басни новых богословов, о том, что один лишь Энлиль правит на земле от имени Ана, а все остальные послушно вершат по его воле и каждые их действия подчинены ему, и только злая тьма мать пытается противодействовать ему, желая вернуть все в лоно первоначального мрака. Нин претила сама мысль о том, что вольные боги кому-то могут подчиняться (тем более этому злому, человеконенавистному богу), что кто-то может приказывать им как челяди, даже такому свободолюбивому как ее любимый Ишкур. Она боялась допустить принять подобное, это окончательно бы подорвало ее веру в силу правды, впитанную с детства. Энлиль – один из первых среди равных, и это всех устраивало, но кому-то из смертных вздумалось его именем, возвысить себя и свою власть. Теперь даже утверждают крамольное, что он де и вовсе один бог на небе и он вездесущ. Вот это, она уж совсем не могла себе представить, смеясь над глупыми богословами. Они сами то, могут представить себе, например, чтобы где-то они могли бы насыщать себя пищей, и одновременно где-то в другом месте опорожнять ее? Хотя с них станется. И куда только, они девали остальных богов?