Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру

Пусть за собой зовет,

Всех в ком мечта живет.

Где ты, моя мечта,

Радость, где ты моя,

Счастье ты где мое?

Мне расскажи про то.

––

2. Нибиру. Измена.

Бравая кучка отпускников, где-то уже изрядно нахлеставшаяся, шумной попойкой чествовала новичков, пропивая честно обработанное у них достояние – заботливо завернутое на дорогу любящими домочадцами. Толстый новобранец, громко о чем-то перед ними хвалился, а они, улыбаясь, поддакивали и подливали ему в чарку.

– И тут, я его шмякнул об землю. – Хвастливо закончил свое повествование новобранец. И хлебнув из чарки, добавил – Вот какие дела творились у нас в городе, в бытность мою стражником.

– Даа, брат. Стало быть, служба для тебя не в новинку? – С напускным восхищением и любезностью в лице, заключил для себя его новый са-каль.

– Да, стало быть. Я не как эти. – Кивнул он с пренебреженьем в сторону своих сослуживцев, стеснено сбившихся в кучу. – Уж я-то, знаю цену хорошей драки

– Даа, не хотел бы я с тобой ссориться. А что это, питье кажется, задерживают? Рябой, ты спрашивал? Когда подадут?

– Да я уж не единожды кликал. Все обещают, мол, непременно сейчас принесут, а все не несут.

– Да ты, как следует, просить не умеешь. У тебя нет твердости в голосе. Не то, что, у нашего нового друга. Ох, не быть тебе кингалем…, может, если только у бабы под подолом.

– Да я и не стремлюсь. – Слегка обиженно ответил рябой. – Может, сам покличешь, раз такой твердогласый?

– Не пристало кингалю за выпивкой бегать.

– Зато и твердость в голосе.

– Ну, каково, а? Видал? Опять на меня повернул. – Обратился он к новобранцу. – Ему бы только с бабами и воевать.

– Гы-гы-гы. Ага, у них под подолом. – Выдохнул из себя новоявленный вояка, надуваясь от гогота.

– Да не, вру. Не только в голосе, но и пониже похоже. Здесь хозяйка такая красотка, а ты ее ублажить не хочешь.

– Сам ее и ублажай, раз у тебя такая стойкость. – Снова обидчиво огрызнулся рябой.

– Гляди-ка на него, опять повернул: «Стоойкость». – Передразнил кингаль рябого, подмигнув развеселевшему бану.

– Похоже, все россказни о твоих победах по блудной части, обычные байки, что ты вещаешь глупым ки-сикиль. – Продолжал поддевать товарища десятник, шлепнув по пышным ягодицам, крутившую задом блудницу. – Балабол ты. Не то, что мой новый друг.

– Что скажешь? – Повернулся он к бану. – Ты стал бы как этот гала уду, красотки избегать?

– Сам ты уду? – Отвернулся рябой.

– Гы-гы-гы. Уду, гы-гы-гы.

Разъяренный неуважительным смешком молодого, рябой привстал, чтобы проучить чересчур осмелевшего бана:

– Чего ты, тут расхихикался?! Может помочь зубы пересчитать?!

– А ну, сядь! – Резким окриком, осадил его кингаль.

– Смог бы ты ублажить красотку? Ты ведь мужик, а не… – Начал он снова, но осекшись на друга, перевел разговор. – Ну, ты понял, о чем я.

– Хо-хо-хо, а не этот уду. Гы-гы-гы – Как будто нарочно, еще пуще начал смеяться новичок, закончив то, что, по его мнению, хотел сказать са-каль.

А десятник, обращаясь к бану, как к равному, со вздохом заметил:

– Стареет.

И снова к помощнику:

– Какой-то ты вялый стал, думаю, пора тебя сменить. Вот и достойная тебе замена.

– Вот и целуйся с ним.

– Да ладно, не стоит так обижаться, такова жизнь: твое время вышло, пришла пора молодых. Лучше, покличка еще. Да погромче. А то, после твоих писков толку никакого.

– Сам поклич.

– Слушай Мушу, может ты крикнешь? Я вижу, в тебе есть все задатки са-каля. Чего он там застрял? – Начал подбивать толстяка десятник.

– Эй, корчмарь! Где, ты там застрял?! Неси свежего пива! Хватит натирать свой лоснящийся зад! Тащи его сюда!! – С готовностью заорал на всю корчму, новоиспеченный вояка. Затем, ободряясь одобрительными смешками сотрапезников, довольный собой, добавил – Да поторопись, а то я тебе его надеру! – Расхохотавшись, и обнаглев окончательно, подумав еще немного, крикнул – Ладно, свою задницу можешь оставить, лучше пришли с хозяйкой ее задок! Я лучше ее задок надеру, если ты не можешь! И в передке протрусь, ублажу хозяйку!

Делая неприличествующие движения животом, толстяк так же раскатисто расхохотался, радуясь своей шутке. Оглядывая оторопевших от такой дерзости сотрапезников, и оценивая, какое впечатление она на них произвела, он открыл рот, чтоб крикнуть еще:

– Да где ты, ослиная мо…?!

И тут же замолк, макушкой почувствовав чью-то тяжелую руку.

– Ты чего это, тут разорался? – Услышал он за спиной грубый, грудной голос.