Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру

И понимая, что долгого общения с ней не выдержит, заторопился по другим делам, предоставив мученицу охране.

***

Аш-Шу удивлялся, как можно переносить страдания, когда казалось бы, единственное спасение от них должно прийти тут же, после недолгих мучений, от неимоверной боли и несовместным с жизнью ущербом для тела. Но смерть к пытаемым все не приходит, к удовлетворению его продлевая невыносимые мучения страдальцев до бесконечного. Слишком долго он терпел бестолковость сброда Тасара, пока не дотерпелся до того, что по их недосмотру и допущению, пленники умирают не понеся заслуженное наказание. Вот теперь, пусть на себе испытают то, что сами сотворяли со многими пленниками и нерадивыми слугами и их детьми. В первый раз, он поступает так со своими воинами – детьми пустынь, до сих пор все ограничивалось или легким наказанием, или мгновенной смертью провинившихся, дабы не отворачивать от себя остальных. Так как хороший и верный воин ценен, а люди Тасара, несмотря на их бестолковость – бойцы хорошие. Он и сам не мог бы ответить себе, с чего он так взъелся на них из-за смерти какой-то бродячей старухи, ведь он сам не раз помышлял избавиться от нее как от ненужного груза, втайне мечтая, что она сама как-нибудь отойдет в мир иной, не вынуждая его прибегать к насилию. Но в то же время, боялся больше не услышать, ее каркающего, скрипучего голоса и не увидеть ее страдальческого лица изборожденного морщинами, так забавно кислящегося от горя.

Конечно, князь пустынь обставил все так, что казнь этих разбойников выглядела вполне должной, так как люди Тасара не в первый раз нарушили порядок, им установленный, а именно – беспрекословное выполнение приказов. Его повеление должно быть выполнено и это главное, и не его дело как они это сделают. Но где-то там, в глубине, он сознавал, что это его слабость а не сила, и понимание этого еще больше злило его. Да еще и казнь собственных людей, не воодушевляет других, хотя и держит в повиновении и благоговейном страхе. Как он устал, находиться в этом вечном напряжении, боясь сделать что-то не то, ляпнуть что-то невпопад, обнажая свою слабость. Старуха на некоторое время, стала для него какой-то отдушиной, в которую он мог испускать пар, делясь с ней сокровенным, не боясь уронить своего положения. После того как ее не стало, он будто снова осиротел, не находя в себе больше покоя, но стал лишь еще более свиреп и жесток, наводя ужас на своих людей не смеющих даже возроптать, беспрекословно выполняя его повеления. И когда он приказал поступить со стражами – долженствовавшими следить, чтобы с пленницей ничего не произошло – как с рабами или с простолюдинами, никто не нашел в себе смелости вступиться за них.

Кожа их, оказалась не такой податливой, как кожа женщины или ребенка, принося еще большие страдания им, и мучительную возню их бывшим товарищам, вынужденным исполнять приговор, показывая свою преданность. Что может быть устрашающей, чем кожа, содранная с живого человека; что ужасней может себе представить человек, чем претерпевать невыносимую и нескончаемую боль без облегчений, сознавая отнятую часть себя, продолжая еще дышать, зная, что всему конец. Только о смерти может молить человек, о смерти приносящей конец. Жаждать ее и бояться, уповая лишь на милость того неведомого.

Наблюдая за тем, как неловко палачи справляются с грубой кожей на жилистых остовах, Аш-Шу снова невольно сравнил их с нежной и гладкой кожей детей и прекрасных женщин, да и старческая, складистая, легко сползает с усохшего тела. Даже изнеженные рыхлости чиновников, не столь грубы и жестки; примерно так же, как шкурка мыши против бычьего кожуха. Настоящие воины пустынь закалены и выносливы, поэтому, кожа их сходит тяжело, крепко вцепившись в плоть, то ли из-за неопытности, то ли из-за страха палачей, забирая с собой частички мяса, остающиеся на ней. Что ж, тем лучше: это делает боль для выносливых тел, столь же нестерпимой как для остальных, не привыкших переносить радости войн.

Он услышал всхлюпы и свист издающийся от одного из останков, того что было человеком, и был удовлетворен, что это сам Тасар корчится в предсмертных судорогах.

8. Рассвет.