Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

— Это неправда. — Почти про себя прошептала Нин, прослышав, наконец, показания храмовых стражей, и неуслышанная вторила громче. Но ее никто не слышал, и лишь подруга поняв, что она хочет сказать, что-то важное, переспросила ее. Тогда Нин почти крикнула, но голос в пересохшей от зноя и волнения гортани, на сей раз подвел ее. И снова она не была услышана людьми, даже не заметивших ее порыва, но тот кто слушал услышал, и схватив бродяжку за руку, почти несясь стремительным шагом, Мул повела ее к лобному месту, громко восклицая:

— Слушайте люди!!! Вот та, кто опровергнет ложь! Послушайте ее!

Расступаясь, люди глядя на нее с надеждой говорили:

— Пропустите, пропустите их, они знают правду.

Пропустив гостий к лобному месту, все с нетерпеньем ожидали, что же такого они знают и расскажут. Но всеобщее ожидание не касалось жрецов и служителей обвиняющих Кикуда, вовсе не горевших желанием опровежения их обвинений.

— Кто эти женщины?! — Вопрошал жрец Шульпаэ, будто впервые их видел. — Ни я, ни мои послушники, не знаем таких женщин среди свободных жителей Лагаша. Может они рабыни? Тогда где их господин, который мог бы подкрепить их показания словом своего честного имени?

— Видно служители пиршествующего Шульпаэ совсем отгородились от мира, в своем служении светоносносцу, что не слышали о приезде веселых игрецов с северных земель Калама. Людей хоть и бродячих, но черноголовых, таких же свободных как и мы, вольных в своем действии. — Выступил сам царь, в защиту своих гостей. — А значит и слово их, имеет столько же веса, как слово всякого свободного са-и. Шульпаэ покровительствует пению и играм, а стало быть и им. Их слово, против слова храмовых стражей.

— Ты святотатствуешь, слово бродяги не то же, что слово служителя бога! — Не сдержался жрец Шульпаэ, не оставляя попыток не допустить оправдания оскорбителя их саккаля.

— С каких пор, послушники стали вровень с посвященными служителями?! — Грозно осадил служителя Шульпаэ, верховный жрец Нингирсу. Что заставило того примолкнуть.

— Говорите. — Соизволил говорить бродяжкам, важный судья.

— Говорить будет она. — Уточнила Мул.

Судья кивнул, разрешая говорить Нин, и тут же спросил, что она может сказать в защиту обвиняемого.

Набравшись духа, Нин выпалила:

— Они врут.

— Говори, кто — врет?

— Они все. Стражи, врут про то как это все было; жрец врет, зная, что это все ложь.

— Да эта бродяжка, сама лгунья! — Взъярился жрец. — Лжет, пытаясь оправдать своего возлюбленного!

— Если святейший жрец Шульпаэ не успокоится, он сам будет удален за недостойное поведение. Суд не торговая площадь, чтоб орать здесь подобно торговцам. — Осмелев после осаждения верховным жрецом служителя Шульпаэ, пригрозил судья.

— Откуда тебе известно, что храмовые стражи Шульпаэ лгут? Ты была там? Видела, все как было?

— Да. Была и видела.

— Продолжай. Значит стражи лгут, что молодой нубанда покушался на осквернение храма?

— Да.

— Расскажи как было; а мы будем судить — правда это, или навет. Значит, обвиненный кингаль не кидал камень?

— К-кидал. — По площади пронеслось негодующее придыхание.

— Хм. Он кидал, куда-то в другую сторону? Не в сторону святыни? — Попытался помочь с ответом судья.

— Нет, не в другую сторону.

— Хм. — Нахмурился судья. — Зачем ты вводишь в заблуждение, суд и людей здесь собравшихся? Говори, в чем тогда стражи неправы?!

— В том, что он не осквернял святыни. — Поспешила объяснить Нин, пока суд ее выслушивал. — Он не в храм кидал, и не на бога бранился.

— Что же он, воробьев там отпугивал?! — Торжествующе высмеял юную скоморошку жрец Шульпаэ, чувствуя слабость ее показаний.

— Я, попрошу соблюдать тишину и порядок! — Успокоил судья и его и поднявшееся волнение народа. — Мы еще не выслушали свидетеля и не знаем, что у нее есть сказать в защиту.

— Скажи тогда, в кого он кидал и на кого бранился? — С завидным, но привычным для него терпеньем спрашивал судья.

— Там был старик. Он кричал на нас с Мышкой.

— Какая мышка?

— Девочка, сиротка.

— Ааа. — Улыбнулся судья своей недогадливости. — И она тоже может дать показания?

— Неет, она еще маленькая, она еще даже говорить не умеет.

— Ах, так. — Снова смутился, строгий вершитель судеб. — Ты сказала там был старик, который кричал на вас… с Мышкой. Что это был за старик, ты знаешь?

Нин с облегчением подметив про себя, что строгий председатель смягчился, перешла в наступление:

— Знаю. Кикуд сказал мне, что это старый Лугальанда.

По толпе снова прошелся гул негодования, но на сей раз к старому лугалю. Кто-то уже начал громко возмущаться, призывая служителей к ответу. Но судья дал понять, что не время решать кто прав кто виноват, не выслушав свидетеля до конца. И начавшееся было волнение, тут же улеглось.

— Что же так прогневало ста… Лугальанду? Может вы дразнили его?

— Не-еет! — Возмущенно воскликнула Нин. — Я только нашла там малышку и собиралась увести, как он появился и начал ругаться.

— И что же Кикуд? Он тоже был с вами?