ab4b35f9-bcc9-4486-85d1-16f2de6a07ad

Она закрыла глаза, сосредоточилась на его голосе и поплыла по течению. Боль

отступила, но после приступа – что самое худшее – Сэм чувствовала себя выжатой как

лимон и растерянной.

– Прости.

– Я же сказал, не извиняйся. Тебе нужно с этим что-то делать. Возможно, у тебя язва

или еще что. Я могу отвести тебя к моему другу. Он потрясающий врач.

– Кажется, болит, когда я понервничаю, что со мной частенько стало случаться.

– Ты нервничаешь от того, что тебе придется мне сказать?

Она наклонила голову и посмотрела в его карие глаза, которые пристально ее

изучали.

– Выходит да.

Ник сел, подсунул под спину подушки и уютно прислонил Сэм к груди.

– Так давай с этим покончим.

– Копы не прижимаются.

– Сделай исключение.

– Думаю, я и так уже сделала несколько исключений , – сухо напомнила Сэм.

– Сделай еще одно.

Прежде чем вернется боль и напомнит, как против нее Сэм бессильна, она сделал

еще одну решительную попытку.

– Мне нужно кое о чем тебя спросить. Наверное, ты расстроишься, а я это терпеть не

могу, но придется.

– Ладно.

– Была ли вероятность, что Джон гей? Или, возможно, бисексуал?

Она почувствовала, как Ник напрягся, а потом так же быстро расслабился. И

засмеялся. Искренне рассмеялся.

– Нет. Не просто нет, а ни единого чертова шанса.

– Откуда ты так уверен? Некоторые прячут это от друзей и семьи…

– Я бы знал. Уж поверь, я бы знал.

– Ты же не знал, что у него был сын.

И еще раз он мгновенно напрягся.

– И ты тоже не знаешь.

– Я почти уверена. Помнишь фотографию?

– И что?

– Его родители солгали. Его кузен Томас, сын Роберта О’Коннора, помнишь? Ему

тридцать шесть, темные волосы, темные глаза. – Она села прямо, чтобы видеть лицо Ника.

– Конечно, ты должен был слышать, как Джон говорил о кузене своего возраста, верно?

Ник подумал.

– Не скажу, чтобы когда-то слышал. Может, они не были близки. Кажется, Грэхем с

братом не очень общались.

– В любом случае, паренек на снимке – не кузен Джона. Мать сенатора солгала мне

сегодня, а отец не опроверг. Ежемесячные выплаты – в течение двадцати лет –

еженедельные звонки, его родителей я поймала на огромной лжи, поразительное сходство

с сенатором… Не нужно быть детективом, чтобы все вместе сложить, Ник.

– Но почему… погоди. – Ник вдруг посерьезнел. – Один уикенд в месяц.

– Прости? – недоуменно спросила она.

– Он требовал один уикенд в месяц безоговорочно. Обычно третий по счету. Никогда

не говорил, что делал с этим временем. Вообще-то, это было странно, сейчас до меня

дошло.

– И ты только сейчас об этом упомянул? Какого черта, Ник?

– Прости. Просто это такая для нас была обыденная вещь, что я и не вспоминал об

этом до сих пор.

– Готова поспорить, что если покопаюсь, то найду регулярные полеты в Чикаго.

Казалось, одним долгим выдохом воздух вышел из Ника.

– Почему он мне не сказал? Зачем он такое прятал от меня? От всех?

– Не знаю, но собираюсь завтра выяснить.

– Как?

– Одиннадцатичасовым рейсом.

– Она знает, что ты приедешь?

Сэм покачала головой.

– Элемент неожиданности. Не хочу дать ей время спрятать фотографии или отослать

парня из города.

– Ты думаешь, это может иметь отношение к убийству?

– С уверенностью не могу сказать, пока не поговорю с матерью, но ведь по какой-то

причине они скрывали тайну двадцать лет. Хочу знать почему.

– Несомненно, замешана политика.

– Что ты имеешь в виду?

– Сын-тинейджер с ребенком был бы политической помехой сенатору. Мне ли не

знать. Как отпрыск родителей-тинейджеров, я могу удостоверить, какая это помеха в

семье, которая с политикой даже не имела дела.

В душе Сэм отозвалась боль, прозвучавшая в его голосе.

– Грэхем О’Коннор захотел бы запрятать этот факт подальше в шкаф, – заключил

Ник.

– Своего внука?

– Не думаю, что это имело бы значение. Имя О’Конноров не всегда было синонимом

власти, как сейчас. В середине карьеры у него было несколько спорных кампаний. Если бы

подгадали момент, это бы уничтожило отца Джона. Он действовал бы соответствующе.

– Ценой собственной семьи?

– Власть творит странные вещи с людьми, Сэм. Она может стать наркотиком.

Однажды попробуешь – и трудно отказаться. Я всегда считал Грэхема добрым и любящим,

хотя и требовательным отцом, но он человек, как и любой обычный мужчина с соседней

улицы. И подвержен соблазну власти.

Ник замолк, словно еще что-то взвешивал.

– О чем ты думаешь?

– Да вот размышляю, как, учитывая, что ты определила у Джона наличие сына, ты

одновременно думаешь, что он мог быть геем.

– Просто намек по ходу расследования. Ничего конкретного. Я же говорила, что мой

инстинкт подсказывает: это была обиженная женщина, но потом Фредди разбил версию,

указав на то, что с таким же успехом могли быть и любовные шашни с парнем, которые

пошли не так.

Ник помотал головой.

– Не могу представить. Ничего такого, ничего за двадцать лет тесной дружбы, что

позволило бы сомневаться в его ориентации, Сэм. Он волочился за каждой юбкой.

– Это и я поняла. Но он не первый парень, использующий женщин как прикрытие

для настоящей жизни.

– Наверное.