Абатские рассказы

Особенно мне попадало, если бабушка узнавала, что кушать меня усадили в соседском доме, вместе с их ребятишками, с которыми я играла. Для меня это было нормально: мы играем, хотим поиграть ещё, но детям пора есть, их зовут за стол. Не могут же меня тоже не позвать, а отправить домой. Меня тоже усаживали и накладывали мне тарелку. Приходя домой, я получала строгий выговор за то, что осталась «столоваться» у соседей. «Нужно идти обедать домой», – увещевала бабушка. Мне это было непонятно, наверное, потому, что я не знала ни истинной природы отношений между соседями, прожившими бок о бок десятки лет, ни о том, что «быть обязанной за то, что накормили ребенка» бабушка не хотела. Ещё бабушка сетовала: «вдруг соседи решат, что тебя дома не кормят, и ты вынуждена по чужим домам ходить».

Особенно странно мне было оттого, что эти «правила» совершенно не работали у бабушки в доме. Она всех, пришедших к ней, усаживала за стол (хотели они при этом есть или нет, не имело ни малейшего значения). Всех, что приходил в гости к бабушке, она должна была сытно и вкусно накормить до отвала! Родственники и знакомые, близкие и дальние, соседские дети – все собирались за столом и угощались всем, что найдется в доме. Бабушка – самая хлебосольная хозяйка, которую я когда-либо видела! Никто не уходил от неё просто сытым, не то, что голодным. Все уходили с чувством переедания (только тогда бабушка, казалось, была довольна и верила, что гости наелись) и с «гостинцами в дорогу» – всевозможными кренделями и булочками, соленьями и вареньями, грибами и блинами, конфетами и бог знает, чем ещё!

Конечно, главная цель заботы о внучке была – не дать мне проголодаться. Кажется, что если бы в детстве я столько не ела, проблем с лишним весом было бы значительно меньше. День начинался с плотного завтрака: гора блинов соседствовала с банкой густющей домашней сметаны, в пиалах – несколько видов варенья и топленое сливочное масло; гора свежеиспеченного хлеба; крендели и рогалики; большущая чашка творога с сахаром и сметаной; неизменный гость бабушкиного стола – рыбный пирог с пескарями и тарелка ягод виктории. Дополняла ансамбль чашка чая с сахаром, размером в 0,3 литра. Разговоров, что я чего-то из этого «не хочу», «не буду», «наелась» бабушка не принимала категорически. В идеале нужно было съесть всё подчистую, но так как это для ребенка было невозможно физически, то достаточно было поесть «всего по чуть-чуть», что в итоге всё равно приводило к перееданию.

На обед на стол выставлялось всё то же, что было на завтрак, но дополнительно мне наливалась большая тарелка супа, в обязательном для употребления порядке выдавалась большая горбушка хлеба, а «на сладкое» (кроме конфет и печенья») выставлялась широкая миска с густым киселем, который был в виде желе. Правила те же – съесть нужно всё.

Ужинать мы могли жареной со шкварками или вареной картошкой, рыбным пирогом и тушеной капустой с мясом, а также разнообразными кашами. Особенно перловкой, которая с большими кусками мяса томилась в печке несколько часов. К этому конечно доставались все блюда, что побывали на столе в предыдущие трапезы, ведь еду нельзя выбрасывать. Всё нужно доедать.

Когда, казалось, все уже сыты и близился вечер, бабушка опять накрывала на стол, чтобы все «поели перед сном». В городе мы так не ели «на ночь», поэтому этому приему пищи я особенно противилась и есть к этому времени обычно не хотелось. Тогда бабушка высказывала свой самый на её взгляд весомый аргумент: «Ешь, а не то ночью цыгане приснятся!». После этого спорить и протестовать было бесполезно. Я не понимала, что же плохого в том, что мне приснятся цыгане. «Ну, приснятся и приснятся», – размышляла я, – «Что, я из-за них теперь лопнуть должна?!», недовольно откусывая крендель и запивая сладким чаем.

Я цыганского табора или отдельно цыган не видела (в городе их цветастые толпы появятся позднее, в 90-е) и для меня это был какой-то мифический и ненастоящий народ, вроде эльфов или гномов. Они где-то есть, но их уже много веков никто не видел, а потому и нечего их опасаться, тем более во сне. Но бабушка была неумолима, – «Чтобы не приснились, нужно быть сытой». Дело было очевидно не в цыганах, а в памяти моей бабушки, которая провела не одну голодную ночь в своей жизни и не хотела даже вероятности такой допустить для своих детей и внуков.

Качаясь на качуле, я всё-таки как-то раз попросила деда Семёна рассказать мне о цыганах. Он рядом сидел, выстругивая из чурбана какую-то полезную в хозяйстве деревяху. Он крякнул и рассказал, что цыганки воруют детей, яйца у куриц, всё воруют, что смогут достать – такая у них задача, затем это принести своему цыгану, который сидит и просто ждёт. Если цыганка хорошо наворовала – повезло ей, а если мало или не особенно ценное что-то притащила, то цыган берет свою плётку и бьет нерадивую до тех пор, пока не вдолбит ей, что она должна воровать лучше. Мне стало цыганок жаль. Раньше казалось, что их жизнь – сплошное веселье и танцы, яркие юбки и песни под гитару у костра в поле.