Аббарр. Пепел и крылья

Осмотревшись, на полу Ашри заметила ключик – тот самый, что видела на шее Маан. Нагнувшись, она подобрала его и показала Граву:

– Наверное, выпал из шкатулки, когда ты ее разбил. Смотри, как он сделан. Словно миниатюрный символ Хранителей Бездны.

Клыкарь повертел ключ в руке.

– Но кто мог это сделать? И что будем делать с приютом?

– Это был ее дом. – Ашри прикоснулась к шнурку со звенящими лепестками перламутровых ракушек, висевшему на роге Гаруны, и повязала рядом с ним свой – с белыми перьями. – Мы должны исполнить ее просьбу. Пусть этот дом станет ее последним приютом. И пусть эта башня сгорит дотла. Надежда и вера не дают силы, они лишь делают нас слабее.

Когда она повернулась к бисту, то не чувствовала ничего, кроме жажды мести и холодной решимости. Словно лед и пламя сплелись в ней воедино.

– Ашри. – Клыкарь хотел было взять девушку за руку, но, увидев, как разгораются пламенем сжатые кулаки и огонь расползается до самых локтей, не рискнул. – Давай вызовем псов. Ты же знаешь, что никому, кроме них, нельзя применять Пламя в Аббарре.

Элвинг улыбнулась, но в этой улыбке не было радости, как и в холодных горящих глазах.

– И оставить им все веселье? Вот уж нет!

Ашри вышла в коридор и прикоснулась к стене. На миг черный налет растаял, полумрак рассеялся, и вокруг зазвучал детский смех. Призраки воспоминаний полупрозрачными иллюзиями заскользили вокруг. Играющие в салки дети. Зурри, декламирующий очередную историю, в бумажной короне и плаще из наволочки. Сиола, рисующая цветными мелками сказочных драконов. Уна, заваривающая сбор из ароматных трав. Ашри шла по дому, с этажа на этаж, из комнаты в комнату, прижимая ладонь к стене, прощаясь с этим маленьким кусочком себя.

Сколько она ни пыталась, считать воспоминания с деревянных шкатулок так и не смогла. Словно невидимый барьер отбрасывал ее назад.

Клыкарь шел следом, нахмурившись и не выпуская из руки топор. Он знал, что Ашри видит то, что ему недоступно. Понимал, что для нее это был не просто пустой дом. И что почерневшая мертвая аллати когда-то была ее подругой. Может, поэтому он и не задавал вопросов. Он явно не одобрял действий Ашри, но и не мешал.

В спальне Маан Ашри подошла к ажурному, выточенному из белого дерева столику. Прикоснувшись к полированной столешнице, уставленной коробочками с разными побрякушками, Ашри взглянула в зеркало. В отражении на нее смотрела неунывающая Уна. Беззвучно напевая, она заплетала косы. В ее больших карих глазах, как всегда, горели тепло и забота. Элвинг застегнула перчатки: хватит с нее воспоминаний. Открыв ящички столика, Ашри нашла аптечку. Порывшись, она достала бинты и мазь. Дверца ящичка, хлопнув, отозвалась легким хрустальным перестуком. Ашри подняла взгляд. На зеркале блестела цепочка с круглым золотым медальоном. Потянувшись, Ашри осторожно сняла украшение. С одной стороны было потертое изображение крылатой кошки, а с другой – надпись.

– «Гар ми уна ма солти ма ан». Что это значит? – Ашри показала медальон Клыкарю.

– Это на древнем языке бистов. «Храни мою душу и мое тепло». Обращение к шаати-кошке при защите младенца-сироты.

– Мы все приходили к ней со своими заботами и не спрашивали о ее, – вздохнула Ашри, забирая медальон. – Она никогда не говорила о своем прошлом, не искала своих родителей. Этот приют и все, кто в нем жил, были ее семьей. Мамауна. А у мам не бывает матерей, только дети.

Элвинг замолчала. Клыкарь не решался прервать ее мысли. Вот Ашри, поведя носом, направилась к шкафу и распахнула дверцы.

– А все мамы держат заначку подальше от детей. – Порывшись, Ашри достала пузатую бутылку из зеленого стекла.

– В самый раз, – открыв и понюхав содержимое, подытожила девушка и, вернувшись, протянула бутылку Граву.

– Садись, – кивнула она на стул. – И не перечь.

Клыкарь молча уселся. Сделал несколько глотков и, подумав немного, повторил, прежде чем вернуть.

Ашри начала осторожно разматывать тряпку на плече биста. Повязка насквозь пропиталась кровью и гноем, засохла, превратившись в струп.

– Не гарантирую, что больно не будет, – сказала Ашри и резко дернула, оторвав присохшую ткань.

Сладковатый запах ударил в нос. Ашри поморщилась. Сердцевина раны расползлась и ушла еще глубже.

– Неужели все так плохо? – попытался отшутиться Клыкарь, следя за выражением лица подруги в зеркале. – Может…

Не успел он договорить, как Ашри плеснула содержимое бутылки на рану, и бисту осталось лишь крепче сжать зубы и до хруста дерева вцепиться в край стула.

– Никаких гарантий, – повторила Ашри и, сделав глоток, передала бутылку бисту.

Он молчал, пока элвинг обрабатывала рану мазью и накладывала свежую повязку. Бутылка почти опустела.

– Жить будешь, – закончив, сказала Ашри и, встав за спиной друга, неожиданно обняла его, прижавшись своей щекой к его.

Элвинг встретилась взглядом с бистом, что сидел по ту сторону зеркала:

– Спасибо тебе, Гравмол.