Положение Джейн Остен решительно переменилось в 30-е годы XX в.: она допущена в пантеон великих, о ее жизни и творчестве написаны десятки книг. Пикок же по-прежнему остается в тени, и литература о нем по-прежнему бедна. Ему, в отличие от Джейн Остен, вплоть до конца 70-х годов XX в. так и не удавалось убедить читателей и критиков в своей значительности. Авторы, обращавшиеся к этой фигуре: Джон Бойнтон Пристли, Хаувард Миллз, Карл Доусон и другие, по большей части повторяют мнение своих коллег XIX в.[945]
Они с удовольствием смеются шуткам Пикока, отдают должное его искрометному остроумию, сатире, поражаются его поистине феноменальной начитанности. Но при этом отказывают Пикоку в последовательности суждений, серьезности литературных и нравственно-этических намерений, затрудняясь нащупать центр, который объединил бы отдельные элементы его прозы в стройную мозаику.«Когда кончаешь чтение очередного романа Пикока, — пишет видный литературовед А. Дрейпер, — думаешь, как было бы хорошо, если бы он, взяв за образец для подражания Бернарда Шоу, предваряя свои произведения предисловиями, разъяснял бы свои творческие намерения»[946]
. Ему вторит А. Дайсон: «Пикока мало заботит серьезность и последовательность высказанных им мыслей, он заворожен их странностью, яркостью, часто абсурдностью»[947].Одним из его проницательных критиков стал Дж. Ралей: «В Пикоке нет ничего от мизантропа. Он умеет восхищаться, любить. Все искреннее, естественное, все, что волнует людей, дорого ему. Он смеется над идеалистами, творцами систем. Сам же — и это ли не парадокс? — очарован идеями, любит их, играет ими. С каким очарованием он смеется над Руссо, мадам Жанлис... — над теорией эпохи Французской революции! Но не забывайте, он сам увлечен ими»[948]
. Разгадал намерения Пикока и Фрэнсис Ливис, автор известной книги «Великая традиция», критик суровый и на похвалы скупой: «Ироническое изображение современного общества и цивилизации основано у Пикока на серьезной нравственной основе и стройно продуманной системе духовных ценностей. Только при первом приближении его книги кажутся легким, незамысловатым чтением... На самом деле они не теряют своего интереса для духовно развитых умов и по сей день»[949].Замечание Ливиса о «духовно развитых умах» достаточно примечательно. Недаром один из наиболее интеллектуальных писателей второй половины XX в. Джон Фаулз в рассказе «Бедный Коко» вывел Пикока, этого ироничного и одновременно глубоко человечного писателя, превосходного стилиста, знатока древностей, образцом для подражания многим современным художникам.
В известном смысле проза Пикока — интеллектуальный портрет эпохи после Французской революции 1789 г., когда в Европе, в том числе и в Англии, оживилась интеллектуальная и духовная жизнь. Джон Стюарт Милль назвал это время «переходным». Умы бродили, люди жаждали нового, теории возникали с неимоверной быстротой и столь же молниеносно завоевывали себе сторонников и оппонентов. Возрос, причем не только в интеллектуальных, но и самых обычных кругах, интерес к чтению.
Пресса, став мощным средством выражения общественного мнения, приобретала в послереволюционной Франции и Англии периода билля о реформе все большую силу. Обсуждалась эмансипация женщин.
Это время отчетливой борьбы, столкновения идей породило и соответствующую литературу — по своему характеру полемичную, политизированную. Колридж, кого Пикок считал своим интеллектуальным и литературным противником, никогда не был лишь поэтом, кабинетным ученым, философом, посвятившим себя изучению Библии. Он был полемистом, комментатором, интеллектуалом широкого толка.
Герои Пикока в своих бесконечных разговорах, которые, в сущности, и есть их единственное видимое занятие, постоянно обращаются к ключевым вопросам эпохи. Среди затрагиваемых ими тем едва ли не главенствующее место занимают проблемы социальной справедливости, равенства, полноценного, духовно здорового искусства.
Не случайно почти все произведения Пикока по времени своего создания и появления так или иначе соотносятся с важными историческими событиями. «Хедлонг-Холл» (1816), «Мелинкорт» (1817), «Аббатство кошмаров» (1818), «Девица Мариан» (1818) писались, когда над Англией нависла угроза революции. «Страдания Элфина» (1829), «Замок Крочет» (1831), многочисленные статьи и политические стихотворения-сатиры пришлись на предреформенный период.
С уничижительной иронией Пикок пишет об абсурдности английской избирательной системы в «Мелинкорте» и издержках романтической эстетики и философии в «Аббатстве кошмаров». Остроумная, живая, интеллектуальная беседа, основной сюжетный элемент его произведений, в какой-то степени лишает художественный мир Пикока психологической достоверности и полноты, которая отличает искусство Джейн Остен. В своей сути произведения Пикока, в первую очередь его роман, тяготеют к притче, приближаясь к «Джонатану Уайльду» Филдинга или же «Кандиду» Вольтера, т. е. обнаруживают родство с искусством европейского Просвещения.