Аббатство Теней

Я крепко сжимал под мышкой рубашку с костями, как будто это был некий жест сопротивления их доброте. Но это не сработало, потому что спустя несколько мгновений мой предательский рот открылся, и я сказал:

— Заберите меня домой.

4 МОСТ ТЕНЕЙ

Король правит не ради себя, но ради своего народа. Следовательно, его не может связывать совесть; вместо этого он должен руководствоваться всеми до единого деяниями, необходимыми для выживания его королевства.

Банальность, часто используемая засранцами для оправдания своих действий

Глава 40 ЧЕРЕЗ ТЕНИ

Фериус Перфекс однажды сказала мне, что аргоси считают горе порочным. «Не вернет мертвых к жизни. Не изменит ни прошлое, ни настоящее, ни будущее».

Если вы гадаете, как все это делает горе «порочным», я задал тот же самый вопрос.

«Жизнь для живых, — таков был лаконичный ответ. — Окунуться в горе из-за людей, которым ты не можешь помочь, означает просто бросить тех, кому ты можешь помочь. Аргоси сосредотачиваются на дороге, лежащей впереди, малыш. Никогда на той, что осталась позади».

От этого она перешла к описанию седьмой формы арта фортезия — устойчивости — и ряду упражнений, направленных на то, чтобы аргоси мог отринуть свое горе. В то время вся идея показалась мне холодной и черствой. Однако теперь я жалел, что не уделил ей больше внимания.

«Рейчис».

Сверток с его костями ощущался слишком легким под моей рукой. Я крепко держал его, следуя за остальными по ониксовой дороге Азира, оглядываясь через каждые несколько шагов на случай, если что-то выпало из свернутой рубашки. Но там ничего не было. Ничего, кроме Теней.

Диадера и другие обсуждали в пути, как лучше всего сообщить аббату, что самый драгоценный секрет аббатства — его местоположение — обнаружен ватагой джен-теп. Ведь военный отряд к этому времени уже должен искать быстрый корабль, планировать, как семьдесят семь магов смогут манипулировать магией дыхания и магией железа, чтобы сократить путешествие с нескольких месяцев до нескольких недель.

И все это благодаря мне.

Ну, на самом деле благодаря всей моей семье.

Мой отец собрал отряд, чтобы продвигать свои политические амбиции. Несомненно, моя мать оказала ему огромную поддержку; она всегда пользовалась большим уважением среди других кланов, чем он. Но именно Шелла была ключом ко всему случившемуся. Она одурачила меня, получив то, что позволило ей найти аббатство. Взамен она бросила моего друга одного умирать в пустыне.

Я забыл очевидную истину, которая всегда управляла ее и моей жизнями: нет ничего, чего не сделала бы сестра, чтобы заслужить похвалу нашего отца.

«Я надеюсь, что больше никогда тебя не увижу, Шелла, потому что, если увижу, один из нас умрет, а я не знаю, есть ли у меня силы убить тебя».

— Твой план только все ухудшит! — настаивала Сутарей, обращаясь к Турнаму; раздражение в ее голосе вытащило меня из мрачных размышлений.

— Отчего же? — возразил он. Каблуки его сапог стучали по стеклянистым кускам, из которых складывалась ониксовая дорога Азира.

— Потому что в отличие от тебя аббат не дурак. Он изучил магию джен-теп и поймет, что нет такой штуки, как «по-настоящему сильная разновидность заклинания чтения мыслей», которая каким-то образом ищет мысли миллионов людей сразу, чтобы выяснить, знает ли кто-нибудь из них, где аббатство.

— Тогда каково твое решение, девочка? — спросила Гхилла.

— Может, мы все шарахаемся от Тени, — предположила Диадера. — Я имею в виду, вдруг заклинание на самом деле не получилось? Только то, что чародейка думала, будто выследила Келлена, не означает, что оно сработало. Может, отряд даже не знает, где…

Я проигнорировал остальную часть запутанной дискуссии. Они хватались за соломинку, все их смелые слова и неуклюже составленные планы скрывали под собой подспудную тревогу, которая мелькала на их лицах.

Турнам так крепко сжал челюсти, что видно было, как он тревожно скрежещет зубами, хоть он и настаивал на том, что может «справиться с аббатом». Гхилла отпустила какое-то ехидное замечание о том, что Турнам, наверное, начнет лизать сапоги аббата, а затем двинется в северном направлении, пока не поцелует его в задницу. Несмотря на все эти дерзкие слова, в ее голосе слышалась легкая дрожь.

Диадера, приняв свою озорную, изысканную позу, утверждала, что может убедить аббата простить меня. Сутарей фыркнула, услышав такое предположение, и изложила собственную теорию о том, что повлекут за собой дипломатические усилия Диадеры. Как и остальные, Сутарей демонстрировала нервный тик, поскольку моргала слишком часто, когда говорила.

«Они боятся, — рассеянно подумал я, тащась за ними. — Боятся того, что может сделать аббат. Боятся быть изгнанными из аббатства».