Слово сдержано не было. Заверения оказались лживыми, обещания — невыполненными. Тулон стал не перевалочным пунктом для продолжения пути на Восток, а первым местом тюремного заключения Абд-аль-Кадира. Сразу же по прибытии он со всем своим окружением был водворен в тулонский форт Ламальг. Эмир был лишен свободы передвижения и переписки. Ему дозволялись лишь кратковременные прогулки под наблюдением стражи на тюремном дворе. Его протесты отказались выслушать. Его письменные жалобы лежали без движения в канцелярских столах. Тюремные власти предложили ему ждать правительственного решения о его дальнейшей участи.
Правительство же не собиралось выпускать Абд-аль-Кадира из Франции. Но ему не хотелось также давать оппозиции повод для нападок и терять лицо в глазах европейского общественного мнения. Надо было найти хотя бы по видимости достойный выход. И такой выход был найден. «Королевское правительство, — заявил Гизо в палате депутатов, — знает, как примирить то, что связано с нашей честью в отношении побежденного врага, с тем, чего требуют государственные интересы Франции».
Когда правительственный посланец полковник Дома изложил узнику эту позицию Франции, эмир никак не мог взять в толк, что это за государство, которому надо примирять свои интересы с собственной честью. Здравый смысл говорил ему, что здесь речь идет либо о бесчестных интересах, либо о чести, которая не представляет интереса для государства. Поэтому исходящее из этого подхода предложение правительства поселиться во Франции и жить в полном довольстве на государственном обеспечении эмир, естественно, нашел оскорбительным для себя. Принять его — значило изменить самому себе. Ибо выполнение обязательства, взятого Францией, было его собственным условием сдачи в плен.
Взяв в руки полу своего бурнуса и подойдя к окну, которое выходило на море, Абд-аль-Кадир сказал полковнику Дома:
«Если бы по поручению Вашего короля Вы принесли мне сюда все богатства Франции, заключенные в золоте и драгоценностях, и если бы их можно было поместить в мой бурнус, я бы скорее выбросил их в море, которое омывает стены моей тюрьмы, чем вернул вам слово, которое вы столь торжественно дали мне. Это слово я унесу с собой в могилу. Я ваш гость. Сделайте меня вашим узником, если хотите, но позор и бесчестие будут лежать на вас, а не на мне».
Эмиру непонятно, почему представители великой державы пускаются на низкий обман и мелкие увертки по отношению к беззащитным пленникам. Он пытается найти объяснение во французских книгах и газетах. Но они ввергают его еще в большее недоумение. Аллах только может разобраться в том, что творится во Франции. Министры и высшие сановники предаются суду за взяточничество и подлоги. Депутаты устраивают банкеты, на которых обличают существующие порядки. На площади Парижа выходит народ, который самого короля называет грабителем и мошенником. В конце февраля 1848 года на парижских улицах возникают баррикады. На сцене появляется старый знакомый эмира — маршал Бюжо, который назначается главнокомандующим вооруженными силами Парижа, Но покоритель Алжира оказывается бессильным перед безоружными толпами парижского люда. Король Луи-Филипп отрекается от престола и тайком бежит в Англию. 25 февраля Франция провозглашается республикой.
Действительный смысл бурных февральских событий скрыт от эмира. Но он видит, что они проходят под высокими лозунгами борьбы против тирании. На знаменах восставших начертаны благородные слова: «свобода, равенство, братство». Абд-аль-Кадир полагает, что эти слова станут выражением истинной сути новой государственной власти. Он обращается к республиканскому правительству с письмом:
«…Меня уведомили, что французы по общему согласию устранили монархию и провозгласили свою страну республикой. Эта весть вселила в меня надежду, ибо из книг я знаю, что республиканская форма правления имеет своей целью искоренение несправедливости и защиту слабых от угнетения сильными. Поэтому вы должны быть великодушны. Ведь вы желаете добра для всех, и ваши действия должны быть проникнуты духом справедливости…
Я рассматриваю вас как моих естественных покровителей, устраните же покров горя, наброшенный на меня. Я ожидаю справедливости из ваших рук. Никто из вас не может осудить меня за то, что я сделал. Я только защищал свою родину и свою религию и убежден, что, как благородные люди, вы можете лишь приветствовать это…»
Письмо передается по назначению. 13 марта к Абд-аль-Кадиру является официальный представитель, который интересуется, в чем эмир испытывает нужду.
— В свободе, — отвечает он, — я не должен находиться в тюрьме.
Через месяц Абд-аль-Кадиру вручают послание правительства. В нем говорится: «Французский народ великодушен. Он никогда не карает побежденного. Ты, твоя семья, твои близкие убедитесь в том, что Франция достойно относится к поверженным врагам».