Кто-то постучался в дверь, я бросила жарить куриные ножки, побежала в прихожую. Открыла дверь.
– Здравствуй, дорогая, – сказала Вэл.
– Здравствуйте, проходите.
– Да я ненадолго. Лишь заскочила, чтобы кое-что тебе вручить. Вот.
Она достала из своей сумки маленький вязаный зеленый свитер.
– Какая прелесть!
– Я сама его связала.
Я взяла его в руки. Такой мягкий и теплый, совсем крошечный, на новорожденную малютку.
– Спасибо, Вэл, – сказала я, покраснев.
Мы еще не покупали детскую одежду. Решили заняться этим на последнем месяце беременности. И вот держа этот милейший свитерок, я представила, как буду надевать его на свою дочь, как Ребекке в нем будет уютно. У меня аж голова закружилась от этой трепетной мысли.
Всего два месяца – и я увижу ее.
– Ты одна? – спросила Вэл, любопытно скользя глазами по сторонам.
– Да. Все работают.
– Что-то я давно Реджи не видела.
– Он иногда в городе ночует. Очень устает после смены.
– Понятно. Следи за ним, дорогая.
– Зачем?
– Ну… Ты ведь беременна.
– Спасибо, что напомнили, а то я стала забывать, – с улыбкой произнесла я.
– Я имею в виду, что ты уже на большом сроке, и у вас наверняка отсутствует половая жизнь. А мужчины, когда им что-то не достает, склонны находить себе романчик на стороне.
Я остолбенела на мгновение. Меня не напугали ее слова, меня скорее поразила ее крайняя степень бестактности.
– О Господи!.. Так вы об этом? Я доверяю своему мужу.
– Я не говорю, что Реджи плохой, просто прими мудрый совет женщины, что многое повидала в этой жизни: в твоем положении нужно всегда быть начеку.
– Вэл, вы, кажется, куда-то торопились?
– Ах… Да-да. Я пойду.
– Всего хорошего.
– Береги себя.
– Вы тоже.
Я захлопнула дверь, швырнула свитер на пол, резко выдохнула. Запах горелой курицы смешался с запахом престарелой, бестактной курицы, что только что покинула мой дом.
Я доверяю Стиву. Доверяю… Должна доверять.
Тем же вечером он вернулся. Я как примерная жена уже ждала его с горячим ужином. Мы сидели, кушали, молчали. Вашингтон сопел под столом, ветер выл за окном, часы удручающе тикали.
– Устал? – не выдержала я.
Тупой вопрос. Конечно же, устал, он каждый день мечется с одной работы на другую.
– Есть немного, – сухо ответил он.
Стив не поднимал на меня взгляд, задумчиво ковырялся в курице.
– Может, тебе сделать перерыв?
– Перерыв? – тут он взглянул мне в глаза.
– Отдохнешь дома, хотя бы неделю.
– А деньги тебе не нужны?
Я опешила от его внезапной грубости.
– Мне нужно, чтобы мой муж был здоров и счастлив.
– А мне все-таки нужны деньги, чтобы оплатить тебе хорошую клинику и лучшего врача.
– Это необязательно, я могу родить и в обычном госпитале.
– Это не обсуждается, Глория.
– Ты слишком много на себя взвалил. Так нельзя. Я беспокоюсь.
– Не нужно обо мне беспокоиться. Я мужчина. Это мой долг.
Стив был таким раздраженным и одновременно подавленным. Я вообще не верила в то, что это на самом деле он.
– Я знаю, как поднять тебе настроение.
Он удивленно на меня посмотрел, а я направилась к музыкальному центру. Вставила кассету из небольшой коллекции. Заиграла Gloria Gaynor – I will survive. Я встала в центр кухни, принялась танцевать. Стив откинулся на спинку, рассмеялся. Я нелепо двигалась, вертела задом, гримасничала. Мне и самой было смешно от своего глупого танца.
Мы ухахатывались. Он встал, обнял мое уставшее тело.
– Я люблю тебя, малышка.
Я могла бы раствориться в этом моменте, но что-то меня настораживало. Его взгляд, некогда задорный, хитрющий, тогда казался мне виноватым, поникшим. Что-то терзало его душу.
– Эй, ну что с тобой?
– Со мной все отлично, – ответил Стив, пытаясь улыбнуться.
– Не обманывай меня. Я же чувствую, что что-то не так.
Он отстранился, отошел к столу, присел.
– Меня не будет пару дней. У приятеля какие-то семейные проблемы, я должен за него отработать смену.
Теперь уже мне необходимо было присесть.
– И это тоже не обсуждается? – раздосадованно спросила я.
– Никто не говорил, что нам будет легко, так ведь?
Тяжело засыпать в одиночку на огромной кровати, видеть пустое место вместо него, смотреть в ночную тьму, чувствовать отчаяние. Мы неожиданно быстро растратили наше юношеское сумасшествие. Мой живот рос, и вместе с тем выросла ответственность. И вот мы стали серьезнее, и жизнь стала превращаться в рутину. Все как-то аккуратно, планомерно, точно рассчитано. Но разве ты не этого хотела? Ведь это и есть спокойная жизнь. Это умиротворение, крепкое объятие тишины.
– Утренняя пробежка – это лучшее, что придумало человечество, – сказала Миди, выходя из душа.
Я затеяла уборку, протирала пыль, возвращала вещи в предназначенные им места.
– Ты хорошо выглядишь, – сказала я.
– Да?
– По крайней мере, ты уже не похожа на труп.
– О-о, спасибо, я польщена.