Абхазская повесть

Сергей Яковлевич подошел к прилавку. Под колпаком на тарелках лежала какая-то зелень, кусок местного ноздреватого, уже высохшего сыра, несколько коричневых яиц, и крылышко рахитичного цыпленка. От вида этой снеди у Обловацкого пропал аппетит, и он уже хотел повернуться и уйти, не будя спящего, но бросив взгляд на буфетчика, увидел, что тот не спит и наблюдает за ним заплывшими от жира узенькими глазами-щелками.

— Что кушать будешь? — подняв голову, спросил буфетчик.

— А что есть, кроме вот этого? — кивнув на витрину, сказал Сергей Яковлевич.

— Можно сациви, харчо, лобио, шашлык, мамалыгу с сыром, — привычно перечислил буфетчик.

— Ну давай шашлык, только поскорей, — неуверенно попросил Обловацкий. — И без мух, — добавил он, заметив, что мухи ползают по цыпленку.

— Сейчас будет! — заверил его духаньщик и с живостью, которой Обловацкий от него не ожидал, подскочил со своего стула, повернулся и, сунув голову в деревянное окошко в стене, громко скомандовал кому-то за стеной:

— Один шашлык, быстро!

Он захлопнул окошко и начал резать хлеб.

Сергею Яковлевичу теперь уже нельзя было уходить: работа завертелась, и он был ее виновником. Обловацкий подошел к ближайшему столику, смахнул с него рукой крошки хлеба и какие-то косточки и сел, ожидая заказа.

— Вино пить будешь? — поинтересовался духанщик.

— А какое есть?

— Какое хочешь! Вино одинаковое, местное, только бутылки разные, — серьезно ответил толстяк.

— Давай местное, — улыбнулся Обловацкий.

Скоро принесли шашлык, а стол заставили тарелками с какой-то травой, острой пахучей «сацибели» и с хлебом. Появилась бутылка красного вина и мокрый стакан.

Пока Сергей Яковлевич пытался разгрызть и прожевать кусок старого жилистого мяса («Наверное, буйволиное» — подумал он), толстяк уже налил ему вина и сел рядом.

— Приезжий? — спросил он, любопытный, как все духанщики. — Из Москвы?

Продолжая жевать, Обловацкий кивнул головой.

— По делу приехал или так? — продолжал допытываться буфетчик. Это «так» очевидно означало: на отдых.

Сергей Яковлевич снова кивнул головой: «Так!» Потеряв надежду осилить кусок мяса, который не брали зубы, Обловацкий проглотил его и запил вином.

— В Москве работаешь? — не отставал буфетчик.

— В Москве, — переводя дыхание, ответил Сергей Яковлевич. — На днях домой уеду. — И, помня рассказы о здешней контрабанде, поинтересовался:

— Чего-нибудь хорошего у вас тут достать нельзя?

— Французские чулки? — наклонился к нему буфетчик.

Несмотря на то, что в комнате, кроме них, никого не было, он сейчас говорил шепотом.

— Можно и чулки, но лучше что-нибуда подороже.

— На костюм?

— Вот это уже хорошо, — обрадовано сказал Обловацкий.

— Какой цвет тебе хочется? — допытывался толстяк.

— А какой есть?

— Какой надо, такой и будет.

— Хорошо бы синий или коричневый. А посмотреть можно?

Обловацкий пожалел, что не взял с собой денег.

— Говоришь, через несколько дней уезжаешь? — переспросил его духанщик. — Давай адрес, завтра принесут тебе.

Обловацкий написал на клочке бумажки номер своей комнаты в «Рице» и свою фамилию. Увидев входившего в духан и, видимо, искавшего его Хангулова, он повернулся спиной, и Виктор понял, что мешает. Покрутившись у буфета и выпив стакан вина, он вышел.

— Видел? — буфетчик наклонился к столу. — Чекист.

— Что ты говоришь? Не может быть! А я подумал — курортник какой-нибудь, — притворно удивился Сергей Яковлевич.

— Чекист! Я его знаю! — уверенно сказал толстяк. — Я их всех знаю, — самодовольно повторил он.

— Так значит, завтра? — спросил Сергей Яковлевич, вставая и расплачиваясь.

— Наше слово — закон! Ты хороший человек, тебе можно сделать! — ответил духанщик. — Если что будет нужно, приходи, спроси Ашота — это я! — он ткнул себя пальцем в грудь.

— Спасибо, обязательно зайду! — поблагодарил Сергей Яковлевич.

Попрощавшись, он пошел к автобусной остановке и, садясь в автобус, увидел Хангулова, разговаривающего с милиционером.

Шофер с сумкой и рулоном билетов получил с него деньги за произд и закричал на всю улицу:

— На Сухум, на Сухум, чкара, чкара — скорей, скорей, сейчас поедем.

* * *

Проработав всю ночь над документами, Обловацкий вернулся в гостиницу и лег спать. Отрогов с Чочуа находились в Афоне, и ему никто не мешал.

Утром стук в дверь разбудил его. Отворив, он увидел незнакомого молодого человека в серой поношенной черкеске, с башлыком на голове.

— Ты Сергей? — спросил вошедший.

— Я!

— Мы к тебе, Ашота знаешь?

— Заходи, заходи, — обрадовался Сергей Яковлевич. — Принес?

Неизвестный внимательно осмотрел комнату и, немного помедлив, сказал:

— Принес, сейчас будет! — и вышел в коридор.

Выйдя на балкон, Обловацкий заметил Пурцеладзе, сидевшего напротив гостиницы. Увидев Обловацкого, он кивнул головой и закрылся газетным листом.

Услышав стук открываемой двери, Сергей Яковлевич вернулся в комнату. В дверях стоял его новый знакомый. Через плечо у него была переброшена плотно набитая переметная сума — хурджин. Гость положил хурджин на пол и сел у круглого стола.

— Ну, показывай, что принес, — сказал Сергей Яковлевич, деловито потирая руки.

— Коверкот принес, бостон принес, индиго, — нараспев ответил он.