Абхазская повесть

— Каманы? Что ж, стоит съездить и туда. Когда-то, давным-давно, там был город и, как в каждом приличном городе, храм. Местные аборигены утверждают, что именно здесь умер и похоронен Иоанн Златоуст. Надеюсь, вы слышали о таком? — спросил Жирухин иронически.

— Честно говоря, нет, — ответил Обловацкий.

— Ну, тогда и углубляться не стоит. Так вот, сейчас в Каманах чекисты организовали «виварий», где перевоспитывают своих классовых врагов, внушают им свою «идею фикс», что труд облагораживает человека.

— И как, получается? — с ехидной улыбкой спросил Михаил Михайлович.

— А это зависит от количества мозговых извилин у каждого отдельного объекта, — засмеялся Жирухин. И, обращаясь к Обловацкому, объяснил: — Чем меньше извилин, тем быстрей действует!

Михаил Михайлович и Василий Сергеевич рассмеялись. Сидевший напротив с сосредоточенным видом разливал остатки вина в бокалы, стараясь, чтобы всем вышло поровну. Он, как будто, весь ушел в это занятие и не принимал участия в разговоре.

Обловацкого поразила озлобленность этих людей, сквозившая и в тоне и в смехе, такая откровенная издевка при незнакомом человеке. Неужели это из-за опьянения? Или его проверяли? Не слишком ли открыто? Сергей Яковлевич улыбнулся, представив на своем месте Строгова.

— Мы слишком громко говорим там, где надо было бы помолчать, — сказал он многозначительно.

— Между прочим, мысль правильная и толковая, — согласился, сразу трезвея, Михаил Михайлович. — Вообще, давайте закругляться. Делу время, потехе час. Мне с утра в Совнаркоме надо быть!

— Ты когда думаешь обратно? — спросил его Василий Сергеевич.

— Не позже пятницы.

— Далеко? — поинтересовался Сергей Яковлевич.

— «Нах наузе». В Москву, — ответил Михаил Михайлович.

— У меня к вам просьба, — попросил Обловацкий.

— Пожалуйста, — ответил тот любезно.

— Захватите сестре в Москву посылочку и письмо.

— Пожалуйста, пожалуйста, — повторил Михаил Михайлович. — Готовьте ваш груз! Сам лично завезу и передам. Пошлите фрукты, вино, лавровый лист.

— Большое спасибо! Завтра же приготовлю. Куда разрешите доставить?

— Давайте… — он запнулся. — Давайте посылку… — чувствовалось, чо ему не хотелось называть адрес, и он мысленно перебирал места, куда можно бы было принести посылку.

— Разрешите, я занесу вам домой, — подсказал Сергей Яковлевич, желая выяснить, где остановился и живет этот человек.

— Да нет, не беспокойтесь. Лучше я зайду сам или пришлю кого-нибудь. Ведь вы живете здесь, в гостинице? В каком номере?

— В тридцать втором. Но стоит ли вам беспокоиться? Мне, право, неудобно.

Пустяковый вопрос о посылке вырастал в проблему, и, несмотря на опьянения, все это почувствовали.

— Нет, нет, ничего, — заторопился Михаил Михайлович, — я зайду сам. Ну что ж, товарищи, как говориться, нет такой компании, которая бы не расходилась. Пора и нам.

Подозвав официанта, он оплатил счет. Все встали и, продолжая разговаривать, направились через опустевший зал к выходу.

Набережная, еще недавно оживленная и шумная, была пуста. Начали прощаться. Все долго жали руку Обловацкому, а сильно опьяневший Жирухин даже пытался расцеловаться с ним. Михаил Михайлович шутя оттолкнул Жирухина и, заглянув в лицо Сергея Яковлевича, повторил, что зайдет завтра к концу дня.

Обловацкий направился к гостинице. О не прошел и двадцати шагов, как столкнулся с Пурцеладзе. Проходя мимо Сергея Яковлевича, тот подмигнул и вполголоса спросил:

— Лысый? Толстый?

Обловацкий кивнул. Михаил Михайлович был лыс и толст.

19

Доехав на попутной машине до Маджарки, Сандро вылез из кузова и, сказав традиционное «мадлоб»[2], зашел в стоявший на стыке дорог духан. Хозяин его, изнывавший от безделья и одиночества, принес бутылку вина. Ему было скучно, и, подсев к столику, он решил узнать последние новости от приезжего из города. Разговор начался стандартными вопросами: откуда и куда едешь, как торговля? Духанщик жаловался на конкуренцию недавно открытой столовой сельпо. Единственным козырем, спасавшим этого представителя частного капитала, были медлительность и неповоротливость кооператоров. Кроме маджары и засохшего сулугуни — соленого овечьего сыра, — у них порою ничего не было, тогда как он всегда мог предложить своим посетителям и шашлык по-грузински, и сациви, и лобио, и купаты, и мамалыгу с сыром, и харчо, и, наконец, хаши — этот деликатес гурманов.

На кухне хлопотала худая и желчная женщина лет сорока по имени Кэто. Духанщик объяснил, что это его тетка, приехавшая два года назад из Самтреди, когда он овдовел, и осталась в качестве поварихи. Сам он управлялся за буфетом и в зале, если можно было вообще назвать залом эту маленькую закопченую комнату. Жил он с теткой не дружно, часто ссорился. Общительного Вардена спасали посетители, с которыми он, обмениваясь новостями, отводил душу.

В этот утренний час Сандро был первой ласточкой, и Варден обрадовался собеседнику. Сандро охотно вступил в разговор, прекрасно зная, что словоохотливые духанщики осведомлены обо всем, что происходит в ближних и дальних окрестностях.