Абориген

— Мы все больше такую… Ну, круглую. — Парень в панаме показал пальцами.

— Это какая же? — озадаченно спросил Борька.

— Ну, такая, круглая, маленькая. Железная… Консервы называется, — засмеялся тот.

— Стоп, — сказал вдруг командир. — Сразу даже не сообразил. Это же браконьерство! Ловля сетью запрещена.

— Здесь нефтью — тоннами травят, — сказал парень в тельняшке. — А одной сетью — браконьерство?

— Дело не в этом…

— Дело в том, что «за все отвечает командир», — отмахнулся раздраженно тот. — Слышали уже!

— Да нет, — перекричал их Борька. — Ставной можно. Это плавной нельзя.

— Какой?

— Ну, плавной: когда тройная мережа с балберами — на муксуна, на сырка. Чо я, враг себе — колчак кругом шаманит.

— Кто? — растерялся командир.

— Рыбнадзор. Лодки проверяет. А тут плавная все одно без пользы — карчи да соры.

— Погоди, не спеши, — засмеялся бородатый. — Что тут?

— Да чо ж вы русских слов не понимаете? Карчи, говорю — коряги на дне. Дно не чистое, сорное.

— Ну, Борька, тебя без толмача не понять! — сказал бородатый.

— Одно слово — абориген! — Парень в тельнике хлопнул Борьку по плечу.

Тот отступил, настороженно оглядывая смеющихся ребят.

— Ты чо? — спросил он. — Думаешь, здоровый, так… Я тоже матом запущу — не обрадуешься.

— Абориген — значит, местный житель, — пояснил бородатый. — Коренной обитатель.

— Ладно, посмеялись — хватит, — сказал командир. — По местам! А ты, Борис, помоги поварам. Покажи, в какую сторону рыбу чистят. Знакомься — Ирина, Алена…

Стройотрядовцы, посмеиваясь, переговариваясь, направились к просеке. Парень в тельняшке обнял Борьку за плечи, отвел в сторону.

— Обиделся?

— Не. Думал — ругаешься.

— Не обижайся. Я человек незатейливый, если что не так, то не со зла. Ну, будем знакомы — Степан Смирнов, — парень протянул руку.

Борька крепко сдавил его жесткую пятерню. Парень ответил. С минуту они стояли напротив, молча меряясь силами. Борька даже губу прикусил, чтоб не присесть, наконец, выдернул руку, потряс, разлепляя пальцы, с уважением глянул на Степана.

— Старшина второй статьи, — сказал тот, будто не заметив Борькиного позора. — На Тихом служил. Так что мы с тобой вроде сродни — полосатые души.

— Строгий у вас старшой, — кивнул вслед командиру Борька.

— Не обращай внимания. Только воздух сотрясает… Ну действуй, — Степан размашисто зашагал к просеке.

Девчонки сидели на корточках над уснувшей рыбой, рассматривали, осторожно переворачивая.

— Что это? — спросила Ирина.

— Чебак.

— Это местное название? А по-настоящему как?

— Не знаю. Чебак и есть чебак.

— А это щука.

— Ага. Из озера зашла.

— Ты что, спросил? — засмеялась Ирина.

— Видишь, пятнистая. Значит, озерная. Речная, она полосатая. Вот она, тигра.

— А вот красивая какая, — указала Алена.

— Налим. Дрянная рыба.

— Почему?

— Глупая, ленивая. В иле копается, дрянь всякую жрет. В том году видел — топляка достали…

— Утопленника?

— Но. Стали подымать, а у него из рукава — налим. Здоровый! Мясо сосал.

Девчонки переглянулись, наморщив нос.

— А хорошая рыба — какая? — спросила Ирина.

— Стерлядь люблю. Быстрая она, злая. Сиг тоже. Хитрый, собака… Ерш пацан что надо, хоть маленький. Щуки его боятся.

— Да у тебя они все с характером, — удивилась Алена.

— А чо ж они — не люди? — удивился и Борька, с треском вспарывая рыбье брюхо. — Чо живое — у всего свой характер. У рыбы, у птицы, у реки вон…

Девчонки неумело, следя за Борькой и друг за другом, работали ножами. Борька ловко потрошил рыбу, редко, исподлобья взглядывал на них. Красивые… Особенно Алена. Ирина тоже — темненькая, с челкой до бровей и высоким веселым хвостом на макушке, быстрыми глазами, верткая — на белку-огневку похожа. Но таких Борька и в Сургуте видел. А Алена… Такие, должно, только в Москве живут. И еще в учебнике истории есть — в кружевных платьях.

Борька еще раз глянул осторожно… Волосы белые, тяжелые, а лицо нежное-нежное, тонкое. Вон жилки на виске светятся. А на щеке уже пунцовые пятна, — как же ей в комарином углу жить… Перед тем, как заговорить, поднимает вверх голову, прикрывает глаза, будто запеть хочет. А говорит так, будто только тебе это сказать можно… Кухарит с утра до ночи, а под штормовкой белая кофточка, и цепочка с камушком, и лак на ногтях. И движется мягко, не дергается, как Ирина: та с размаху бьет комаров на лбу, а Алена только отводит голову, и волосы взлетают на лицо.

— Чо, кусают комарики? — посочувствовал Борька. — Без комаров и Сибирь не мила.

— Тебя дома не хватятся? — спросила Алена.

— Хвататься некому. Матери — ей все одно, лучше даже, чтоб глаза Феликсу не мозолил…

— Феликс — это кто?

— Отчим.

— А отец где? — спросила Ирина. — Ушел?

— Утонул тем летом.

— Извини, — Алена выразительно глянула на подругу: думать надо!