Таким образом, весь период, в течение которого шел процесс выделения человеком своих внутренних ощущений в восприятия внешнего мира, многие тысячелетия его внутренний мир был заполнен растениями, рыбами, рептилиями, животными и птицами. Именно во внутреннем мире первобытного существа грохотали громы, сверкали молнии, бушевали ураганы и светило солнце.
Но внутренний мир – это еще и мир аффектов и чувств, и в нем в течение многих тысячелетий эти аффекты и чувства пребывали в неразрывном единстве с явлениями природы. Я думаю, что именно отождествление нашими предками самих себя с явлениями природы и привело к возникновению такого широко распространенного среди диких народов явления, как тотемизм – то есть вера в происхождение рода от животного предка либо от природного явления. Человек как бы одушевлял природу своими чувствами. Можно сказать, что по мере развертывания воспринимающего сознания он сам побывал сначала деревом, кустом, рекой или камнем, а затем и рыбой, змеем, птицей или коровой71.
Если учесть, что одновременно с объектом возникает память, а реакцией на возникновение объекта является членораздельный звук, то становится ясно: явление закрепляет в памяти свой образ и получает имя, когда находится еще во внутреннем мире, на стадии перехода. Таким образом, человек каждый раз как бы дает имя самому себе. Вначале он называет себя Хаосом, Землей, деревом, зверем и только потом – человеком. Отсюда – глубинное тождество, которое в условиях мифологического сознания существует между человеком и явлением, человеком и именем явления, именем явления и самим явлением72.
То есть явления раскрываются и получают предметную форму в результате рефлексии сознания над той частью мира, которая находится пока во внутреннем мире человека. Но при этом происходит их постоянное движение из первой стадии во вторую и из второй – в третью. Так, получившее во второй стадии образ и имя явление переходит в третью и занимает место среди явлений «внешнего» мира, в то время как из первой стадии во вторую для обретения образа и имени движется новое явление, бывшее до той поры скрытым.
Но, переходя из второй стадии в третью, явления эти благодаря памяти продолжают сохранять свойства, полученные ими во второй стадии: то есть остаются живыми, хотя по отношению к организму стали внешними. Поэтому для человека эпохи становления языка мир был наполнен одушевленными сущностями, которые имели облик явлений и носили имена богов73.
7
Еще одной чертой мифологического сознания является восприятие явлений в облике чудовищ. Среди мифологических персонажей нередко встречаются гигантские человеко-змеи, тысячеглазые, тысячерукие великаны, люди-кентавры с туловищем коня, сфинксы и прочие миксантропические существа. Я думаю, образы эти являются прямым следствием недифференцированности первобытного восприятия. Поскольку первые восприятия пробуждающегося сознания представляли собой нечто имеющее самые общие контуры, почти лишенные форм, вероятнее всего, они содержали в себе не одно конкретное явление, а сразу несколько разных явлений, слитых в единый образ: первобытное сознание еще не в состоянии было отличать их друг от друга.
В «Теогонии» Гесиода первые порождения Хаоса вообще не имеют конкретных черт. Ни Эрос, ни Тартар, ни сам Хаос не поддаются отождествлению. Одна только Гея (Земля) названа «широкогрудой». Это уже потом, спустя тысячелетия, Эрос обретет традиционный облик лукавого бога любви, а Тартар превратится в темницу для поверженных врагов. Вначале это была просто совокупность явлений, смешанных с некими смутными побуждениями, которые первыми оказались «выделены» первобытным сознанием. Характерно, что из Хаоса одновременно появляются и Земля, и Эрос (любовь), то есть объект и чувство: они еще не различаются сознанием. Что же касается самого Хаоса, то о нем можно судить только по этимологии. Слово chaos берет начало от корня сha, chaino, «зевание», «зеваю» [А.А.Тахо-Годи, стр.26]. По-видимому, это и есть то состояние сознания, которое предшествовало появлению первых образов. В мифологии оно считается первопотенцией, которая составляет изначальную целостность и включает в себя все явления.
В то же время принадлежащий следующему поколению порождений Тифон уже несет в себе некоторые конкретные черты. В отличие от первых сущностей, которые нам известны только по именам, он уже имеет сотню огненноглазых змеиных голов, а из его недр раздаются «невыразимые голоса» – то рев быка, то львиный рык, то собачий лай или змеиный свист, а то вдруг внятный голос, доступный для понимания. Конечно, это еще не явление. Скорее это чувство, которое можно было бы обозначить, например, как «Страх-Перед-Беззвездной-Ночью». Тем не менее, он имеет имя собственное, что свидетельствует о восприятии его именно как самостоятельного явления.