Видимо, так происходит не только подсознательное выделение ощущения из общего фона, но и отделение ощущения от ощущающего органа. Постепенно между ощущением и ощущающим органом возникает дистанция, их начинает разделять пространство. Отделенные от организма пространством ощущения воспринимаются им как чужие, не принадлежащие ему сущности. И вот уже мир, еще недавно нераздельный, воспринимаемый как единое целое, начинает дробиться на множество вещей и качеств. Может, именно это имел в виду Якоб Беме, когда писал, что силы, пребывающие в Боге в нераздельности, попав в вещный мир, дробятся, образуя качества. Так в результате отхода человека от центра природного равновесия происходит выделение им части своих восприятий в восприятия внешнего мира. Происходит разделение на мир внешний и мир внутренний. И чем больше оказывается разница между природной средой и средой обитания человека, тем большее число восприятий относиться им к внешним, тем обширнее становится для него пространство окружающего мира.
Косвенным подтверждением сказанного могут служить запечатленные в мифах картины сотворения мира, точно так же, как запечатленное в тех же мифах состояние, предшествующее творению, мы сочли возможным считать свидетельством восприятия простого организма. Здесь последовательность появления объектов в ходе сотворения напоминает процесс зрительной адаптации, когда человек после яркого дневного света попадает в темную комнату: вначале он не видит ничего, потом появляется нечто наиболее массивное и неподвижное, то, что имеет самые общие контуры, почти лишенные форм, например «небо и земля» [Быт.1.1.]. Потом «свет» отделяется от «тьмы» [Быт.1.4.], от «воды» отделяется «твердь», а потом наиболее общие формы дифференцируются в более конкретные: «произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду и подобию ее, и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле» [Быт.1.12.].
Как отмечено в энциклопедии «Мифы народов мира», в самых разных традициях все подобного рода тексты отличаются исключительным однообразием. Порядок творения соответствует одной и той же идеальной схеме: хаос – небо и земля – растения – животные – человек. Все это убеждает в том, что в данных текстах речь идет вовсе не о сотворении мира, а о процессе развертывания воспринимающего сознания, который проходил поэтапно и завершился выделением во внешний мир ряда сущностей, воспринимаемых ранее целостно как внутренний мир организма66.
3
Так или примерно так, по мере вступления во внеприродный контакт со все большим числом явлений, изменялось восприятие человеком окружающей реальности. Посмотрим теперь, как по мере изменения восприятия изменялся его язык.
Будем исходить из того факта, что человеческая речь – есть реакция на некие внешние раздражители. Такую реакцию мы наблюдаем и у простых организмов. У собаки это лай, у хамелеона – изменение окраски, у осьминога – выделение темного облака и т.д. Эта реакция представляет собой обратную связь, при помощи которой организм корректирует свое положение относительно центра природного равновесия, и всегда направлена к центру природного равновесия. Причем, у простого организма реакция возникает сразу на весь комплекс ощущений и потому является единой и нераздельной. Реакция человека была, по-видимому, двигательно-звуковой. А поскольку в этот период человек ничем не отличался от других простых организмов, действия его были рефлекторны, а сопровождающий их звук – таким же нераздельным, то есть нечленораздельным, как и его ощущения.
Но так происходит ровно до тех пор, пока организм направляет свои усилия в сторону центра природного равновесия. Если же он начинает действовать вопреки рефлексу, то есть его деятельность направлена в сторону центра комфорта, создается уникальная, внеприродная ситуация, которая воспринимается организмом, а затем закрепляется в его памяти в виде конкретного образа. Но тогда и реакция в связи с появлением конкретного образа тоже должна измениться. Поскольку организмом воспринимается уже не комплекс недифференцированных ощущений, а конкретный образ, реакция его на конкретный образ тоже не может быть не дифференцированной. Отныне она становится конкретной реакцией на конкретный образ.