Абсолютная реальность

Вот ее-то и не хотелось. Потому что все Ники подряд как М, так и Ж искали единственно – вы не поверите, чего! Идеального мира! Да, да, того самого, о котором в письме вела речь Сцилла. Безупречного, безбашенного, сплошного праздника, бездумного беспроблемного бытия в непрекращающейся круговерти развлечений – когда уже в понедельник начинается суббота и длится, длится, без начала и конца, пока смерть не разлучит – «безбилетника» и его невозможный идеальный мир. Так не бывает. Но очень хочется. Вот за это самое «хочется», чтоб было так, чтоб стало так – сражаются «ники» обоих полов, не имеющие определенного, земного возраста – им всегда семнадцать, и всегда у них нет головы, нет цели, нет средств, нет ничего, кроме губительной и глупой мечты. Все «безбилетники» по обстоятельствам кажутся то чрезмерно жестокими, то сентиментально и плаксиво глупыми – всегда подают нищим старушкам, вдруг и в прозрении своего возможного будущего, никогда не жалеют стоящих выше себя, хоть какое горе, хоть четвертая стадия рака, хоть СПИД в летальной фазе – в четком знании, что более сильные мира сего их не пожалеют тоже, и случись беда, евроцента ломанного не выжмешь, если потерян товарный внешний вид. Но вечный праздник должен продолжаться, «шоумастгоуон!» и «ники» ищут к этому средства, не очень разбираясь в их чистоплотной подоплеке, сгодится и вор в законе, и проворовавшийся депутат, и простой инкассатор, сбежавший с чужим опломбированным мешком. Лишь бы платили за мечту. Подумаешь! Такие как Леонтий определялись только в статус приятелей, но приятели те коверные – как размалеванные клоуны, заполняющие тоскливые паузы в цирке, а жизнь «безбилетника» и есть в некотором виде безостановочное шапито.

Часы! Часы, завидное украшение любой пытошной на Лубянке, тоже были показательны. Куплены вместе с квартирой и оставлены на своем природном месте. Как и вся прочая нехитрая бывшая хозяйская мебелишка. Потому – «безбилетнику» и в заднюю извилину не придет идея обновления интерьера. Зачем? Торшер с диваном на себя ведь не наденешь. В люди с дизайнерской люстрой на голове не выйдешь. Обои и паркет в ночной клуб за компанию не возьмешь. Так какой прок? Впустую только разводить канитель и тратиться. Имеются какая ни на есть кроватишка, встроенный прежними владельцами платяной шкаф, допотопная плита на кухне и сносно действующие ванная с душем и унитазом. Чего ж еще? Кстати, квартиру-то Ника, можно сказать, «почти сама» купила, на родительские выстраданные денежки, и никогда этого не скрывала, не хвастала и не колола глаза подружек обманом – дескать, очередной любовник-визитер подарил. От папы с мамой, давно слезами умывшихся и рукой на единственное чадо махнувших – хоть не на улице, пускай будет свой угол, а там, чем только научный коммунизм не шутит! – дочь вдруг одумается, и задумается, о прибавочной стоимости жизни, и о глубинном содержании фразы «кто не работает, тот еще ладно, другому на шею сядет, а вот кто не копит, тот в старости корку ест!» – задумается, испугается, когда морщины станут бить в глаза, пулеметной очередью из зеркала, и тогда истаскавшееся дите пойдет, пошагает по праведному пути. А точка опоры вот она – двухкомнатная квартира, все сбережения от колбасного собственного цеха в воронежской губернии, кормилец-папаня впахивал с утра до ночи четверть века без двух лет, зато жилье на престижной «Кутузе» в цене не упадет, спасательный круг с корабля «Титаник», ремонтный док – айсберг «Вялый», пункт последней приписки – мыс Доброй Надежды, за лунным морем Вечных Бурь.

Ника вскоре вернулась с колбасой. Любительской. («Докторскую» всю жиды съели – так пошутила. Как многие южные потомки казачьих родов, евреев она презирала – сама не зная, почему). Принесла и хлебушка. Бородинского. И сдобных булочек – с маком. И … о, нет!.. о, нет! Еще сто раз – о, нет! Две упаковки «по четыре» пива марки «будвайзер». Леонтий даже не сделал усилия над волевым параличом – духовно собраться и скромно отказаться. Он лишь обреченно пожалел себя. С утра выпил, весь день свободен – едва ли на белом свете существует вторая такая же однозначно, без исключений, исполняющаяся мудрость. Ладно, сегодня воскресенье. А завтра понедельник, и опять эфир на студии у Граммофона. Но, во-первых, Граммофон после трагедии черепного ранения, приключившейся с Леонтием, не только осуществил наяву обещанный сюрприз в виде двадцатипроцентной «черной» гонорарной прибавки, вдобавок к «приятностям» сам лично к страдальцу подобрел – срабатывал менталитет «не смей обидеть инвалида, если хочешь быть, как Бред Пит» (или иной какой истинный американец). А во-вторых и в главных – завтра у микрофона сядут один «бурчун» и один «бубнила», так что Леонтию ничегошеньки делать не придется, разве вставлять время от времени хохмочки для «разбавления» атмосферы.