Абсолютная реальность

Только с чего он, Леонтий, вдруг, развоевался? И «бурчун» ему плох. И «бубнила» скучен. Нику вот – по кочкам пронес. А бревнышко-то в своем глазу, по размеру достойное первого «ленинского» субботника? От «безбилетных» прогульщиков по жизни далеко ли ушел? Тянет пивко с утра в чужой постели. Завтра пойдет трепаться в эфире о чем? О том, куда повезут разговор «бурчун-бубнилы», и послезавтра – тоже займется какой-нибудь безобидной фигней. Разве, нет? Будь честен наедине с собой, Леонтий! Какая твоя цель? Куда бредешь ты? Чего жаждешь более всего? Ну, кроме благополучия Леночки, здоровья близким своим, и по возможности помереть относительно безболезненно в своей собственной кровати. У тебя ведь, мил человек, постоянного места работы – и то, отродясь не было. В трудовой книжке одна единственная, старинная запись – библиотечный консультант Фонда Поддержки Краеведения. Остальная деятельность – по договору. Временная. Пришел – ушел, разонравился – под зад ногой, потер синяк и – походкой «вразвалочку» – наниматься на похожее «отхожее» место. Свободный художничек, бля! Гляди, Леонтий, так ничем все и кончится – глотнул пива и приуныл – не «безбилетник» ты, конечно, но типус еще тот. Из тех, кто вечно ездит в трамвае на «колбасе», висит на подножке – в вагон без платы тебе стыдно, а ехать надо, что делать, вот вопрос?! Пальмира, да. И Филон тоже, хотя бы и Медиотирренский. Может, оба они твое спасение и есть? А ты? Бесхребетник, молекула, стволовая клетка вселенского раздолбайства! Встал и пошел! Восвояси, быстро!

Леонтий открыл следующую бутылку. Зубами открыл – со злости отгрыз станиолевую крышечку, которую проще было легким движением отвернуть.

– Колбаску-то ешь! Напьешься опять – а у меня в четыре стрелка, – Ника сунула ему бутерброд, неловкий, слепленный наспех, будто разломанный, без ножа, так ведь не в ресторане, еда она и есть еда, это главное – в пищу употреблять можно. Только, выходит – Ника выпроваживала его теперь вон. Не нужен более, ну и катись. Обидно. Уйти по своей воле – это одно. А когда в шею…У нее стрелка. А у тебя белка. Как до дома доберешься? Четыре бутылки пива, это после вчерашних дрожжей. Допустим, руль он из рук не выпустит, глаз алмаз, даже залитой, Ящер не пострадает, а вот права? Если нарвешься на патруль. В трубочку, ни ой-ой-ой! Там на тринадцатую зарплату целому взводу! Ну и павлиний пух с ними! Повезет, так повезет. А не повезет, значит… значит, Пальмира заплатит штраф вместо него. Предлагала ведь финансовую помощь. У Леонтия уже сил нет воевать с самим собой: что такое «хорошо», а что вопиющая гадость. Если ты говно, то в пять минут золотым слитком не станешь, не надейся. Постепенно, потихоньку. Глядишь, впереди обозначится цель. Брешешь! Снова, здорово! Не обозначится – ждешь ты, Леонтий, что тебе ее поднесут на блюдечке с потусторонней каемочкой, Пальмира поднесет, а может и «чухонец» Филон. Как в анекдоте, чтобы жить иначе, надо либо самому постараться, либо дождаться пришествия инопланетян – второе вероятнее. Вот и у Леонтия так вышло. Силы небесные понадобились, и то – на сегодняшний день, мало помогло. Но еще есть надежда. Он допил пиво. Все. Стал собираться.

– Ладно. Пока-пока. Удачи тебе на поприще, – он поцеловал Нику в крашеные губы. Было неприятно, а вот ночью – все равно. Леонтий даже если нализывался «в горизонт», помнил себя и окружающих, хотя бы в поворотных, так сказать, ключевых моментах. Ночью помада показалась ему – а никак не показалась! Есть и есть. Теперь же – как-то… как-то несовместимо с пивной пеной. – Не хворай!

– Иди ты! К маме! – беззаботно откликнулась Ника, набила рот маковой булкой: – Фы дфефь не закфывай, пуфть фыфетфифаефся!

И дух твой вон! Что же, все правильно. Все верно. Все естественно. Случайный гость. Не важный. Третий сорт, почти что, одноразового употребления.

Домой Леонтий попал только через час. Крался, точнее, полз на черепашьей скорости, больше по проулкам, опасливо пересекая людные перекрестки – день воскресный, но машин было много, Москва, столица Родины, движение – зашибись, однако, в данных обстоятельствах это было «в кассу». Дополз. Пронесло. Без последствий для себя и Ящера. И для кармана шиншилловой Пальмиры тоже. Теперь работа, работа, ничего, кроме работы. На пользу и во благо! Поднялся на этаж, запустил чуть дрожавшую руку (не от пьянки, от нервов, все же путь держал в некотором смысле по минному полю) – запустил и пощупал в распределительном щитке. Пусто. Стало быть, кто-то вперся в его гарсоньерку без приглашения. Нормально. Обыденно. И непонятно – кстати или некстати? Нападений Леонтий более не опасался, входную дверь стулом не подпирал, к чему? Страхи его давно разошлись, успокоились, мучила ныне лишь одинокая совесть. Он повернул скрипом отозвавшуюся латунную ручку – прислушался с порога.

– …и только я на кухню, он к ней подсел, пасюк бесстыжий! К моей-то фее! Сговорились за товарищеской спиной. Еще коллега называется.

– Да! Да! Я как тебя понимаю!