– А-а-а-а! Капитан очевидность! Тоже мне, – в ответ только и выдал Леонтий, для вящего эффекта махнул решительно рукой, будто обрубал концы случайного, надоевшего романа. Пусть думают, дескать, Пальмира к нему не имеет слишком уж сердечного отношения, что на самом деле было более чем, правдой, о которой ведал лишь он один. Однако, надо же, углядели, стрекозлы этакие! Ну, пародистам-приколистам сам бог Момус велел смотреть в оба.
Завязалась необязательная, легкомысленная, вольнотематическая беседа. Какие и всегда завязываются в подобных случаях. Знакомые меж собой, и в принципе, благорасположенные друг к другу люди сталкиваются изредка на общих для их круга плановых и стихийно возникающих «по поводу» тусовках, хоть бы они не виделись еще лет сорок, не много бы и потеряли, но раз встретились, то… по настроению. Если градус слаб, разговор сам собой дрейфует в неизбежную, зараженную, будто радиоактивным осадком, политическую гавань, любые разногласия здесь могут привести и к настоящей многолетней мстительной ссоре, или к поражению противника унизительно-провокационным клеймом, от которого век не отмоешься.
Хотя в последнее время сам Леонтий путался порой в общественных настроениях. К примеру, недавно-прежде словосочетание «либерал окаянный», звучавшее как похвальное ругательство, отнюдь не позорило своего носителя, но с некоторых пор, когда к понятию «либерал» стали добавлять эпитет «поганый» или «вонючий», и добавлять презрительно, Леонтий несколько подрастерялся. Кончено, остров-Крым, экспансия и агрессия, всё это вновь возникшие реалии российской жизни. Но слово-то хорошее, с богатой и почетной историей, – взять хотя бы карлистские войны в Испании, – отчего вдруг сделалось оно каиновой постыдной печатью? Потому что, ЛТЧИЙ ГЛДЕЦ, по тому же самому. Отвечал Леонтий себе, кто иной стал бы его слушать? От бездумности и безграмотности. От несознательного порыва срочно поделиться на своих и чужаков, плевать по какому избирательному расчету и основанию, лишь бы поскорее. Все это понятно, но надо же и соображать слегка. Для начала, тем отдельным, доверенным персонам, кои выходят публично на экраны, в радиоэфиры, в новостные интернет-порталы, на страницы печатных газет, с мало обдуманными в последствиях выражениями. Оно конечно! патриотизм – это в известной степени спасительная вещь, до поры, пока знамя его не перекрасится из общенародного триколора в черносотенный полузабытый цвет. Потому что, произнесенное слово есть самая страшная и самая мощная на земле власть, и как же пользоваться ею без меры? Если «либерализм» – это отвратительная бяка, то что же тогда конфетка? Если в разгоняющемся автомобиле действует непременно педаль газа, то как же потом обойтись без тормоза, заранее изъятого неблагоразумно из конструкции? Если положено начало для травли хоть кого-нибудь, хоть по какому обличению, но вне закона, как удержать толпу от самодеятельной, отвратительной расправы? И как вообще удержать потерявший самоконтроль народ от того, чтобы он не стал толпой? Вот на эти свои вопросы Леонтий пока не видел ответа. Не то, чтобы он не знал, как всякий общительный, достаточно образованный столичный житель, он знал, еще бы! Но не видел. Не видел вокруг себя, ни ответа, ни желания его давать. Потому, нарочно избегал он «зараженных» тем, ибо ничего не мог сказать своим собеседникам утешительного, а врать? Ему никто официально и не предлагал, он не был допущен. И думал теперь, может оно и к лучшему?