Абсолютная реальность

– А если поподробнее? – Леонтию показалось, что он от волнения привстал в кровати, хотя на деле даже не шевельнулся. Но так показалось.

– Вы зависнете в мертвом. виртуальном пространстве. Между смертью и бытием, и это не будет ни то, ни другое. Здешний отшельник, или художник, он проповедует очень вдохновенно, связно и расчетливо, не догадываясь даже о сути того, что творит. Он, видите ли, нашел вечную жизнь. В компьютерном коде, в размеры которого он желает втиснуть все смертное человечество. А тогда…

– Постойте! Послушайте! Это же белиберда! Не бывает! Это наша фантастика! Вы, наверное… перепутали, или насмотрелись вместе со мной. Терминатор выдумка. Голливудский боевик. Ничего кроме. А жизнь в информативном поле тем более невозможна!

– Возможна, – каркающим голосом отозвался из своего угла Филон, и снова очень подозрительно вздохнул. Будто бы даже над Леонтием.

– Ну, хорошо. Допустим. Возможна. Не сегодня, так завтра. Передовые технологии и всемирная паутина. Новый повелитель мух для развитого человечества. Только, что здесь плохого? И страшного? Видите ли, мне самому мой сосед Аркаша много раз об этом рассказывал. Насчет вечной жизни не знаю, про вечную жизнь он ничего не говорил. Но об остальном прочем! Мысли, знание, душа, все останется! Не будет лишь болезней, стареющего тела, и вообще ничего уныло плотского. Следующий уровень развития. Продвинутый этап, так сказать.

– Так сказать – еще полбеды. Все куда хуже, – Пальмира резко замолчала, при этом закусив нижнюю губу, так остро и так сильно, до белой полосы, что Леонтию стало не по себе, раз уж она переживает, даже и боли не чувствует. А может, с досады? Он почти утратил доверие к чему бы то ни было. Молчание также резко прервалось. На том же месте, где и случилось: – Все много хуже. Не столько важно, каков уровень развития, сколько, какого Бога ваш проповедник создаст на его основе. Технологии еще не новая вера, по сути это вообще никакая не вера. Всего лишь очередной способ усовершенствования бытия. Нет, не бытия – бытового сосуществования. А всякая вера, новая ли, старая, всегда – совмещение. Жизни здесь, и смерти ТАМ. В произвольно и вдохновенно выбранной фантазии. Увлекательной для последователей. В вашей параллели особенно. Религиозный фанатизм по любому поводу и есть здешний вектор ориентации. Который нам удалось изжить, от которого удалось очиститься. Будет следующее…

И она рассказала. И он услышал. И когда она закончила, он не пожелал остаться в стороне. Если все так, как она говорит. Может, не так страшно: нарочно пугает и преувеличивает? Но вдруг если так… он тоже пойдет. Вместе с Филоном. Иначе нечестно. Не стрелять, конечно, но разобраться, или усовестить, или устрашить, или как повезет. Только… где доказательство? Где? Того, что виртуальная жизнь вообще возможна. В природе вещей. В том, что человек найдет этой природе самое скверное применение, теперь он нисколько не сомневался. Но в остальном…

– Доказательство есть вы сами, – был ему голос, нет, глас, из угла.

– Что, простите? – Леонтий даже не улыбнулся.

Филон отложил свою железную штуку. Встал. Вытянулся. Будто на парад. Потом снова сел. Очень прямо. И очень нервно. Если что самое трудное, тяжелое, гадкое – брат берет на себя. Припомнилось Леонтию его же собственное умозаключение. Так что же? Гадкое? Тяжелое? Трудное?

Он подумал о Леночке. Не вдруг, ни с того ни с сего. С ним это бывало. Не часто, но бывало. В последние годы, когда вот-вот должно произойти чему-то плохому, по-настоящему, – он начинал думать о дочери. Раньше, до ее рождения, он разве что принимал известия, сообщавшие о несчастьях, принимал легко, как мимолетное затруднение, непременно преодолимое и временное, может, оттого, что не представлял и не испытал на себе истинных потрясений? Но с появлением на свет Елены Леонтьевны Гусицыной легкомыслие его несколько поостыло, и, хотя действительные беды на его голову до недавних пор не выпадали, осознание их возможности не давало покоя. Тогда, в моменты непрямой угрозы, Леонтий начинал думать о дочке. Не о том, как она будет без него, если шальной пьяный водитель, инфаркт миокарда или обкурившийся джихадист с самопальной бомбой. На этот случай имеется Калерия и прочая многочисленная родня – обидно конечно, что свет клином на нем, родном отце, не сошелся, но слава богу, не катастрофа, обойдутся, лишь бы Леночке было хорошо.