Абсолютная власть

- Ухожу, ухожу. Уже ушел. Меня уже нет, - отрывисто бухал Яков, не думая подниматься. - Чертовски интересная штука... А скажи-ка, брат, мои стихи тебе нравятся?

- Тебе правду или соврать?

- Ладно, не надо, - Яков поморщился, оторвал, наконец, взгляд от текста, уставился на меня. - Силен. Ох, силен. Пожалуй, ты и правда гений... Черт бы тебя побрал со всеми потрохами! - неожиданно заорал он, потом закрыл лицо руками и зарыдал.

- Ну что ты, что ты? - растерянно причитал я, не зная, что делать. Я неуверенно прикоснулся к дрожащему плечу,

- Ах, оставь! - закричал Яков. - Ты гений, а я бездарность. Я ремесленник. Мои стихи правильные, выверенные, в них соблюдается размер. Ямб, хорей и амфибрахий мне в глотку! Но ни у кого они не вызовут ни слез, ни грусти, ни радости, ни сострадания! Они всем хороши, но в них не хватает одного мазка, того самого, который делает их талантливыми, гениальными. Вот как у тебя. Что случилось с тобой сегодня? Я читал твои сценарии, смотрел твои фильмы. Хвалил, и заслуженно! Но никогда, слышишь, никогда еще ты не поднимался до таких высот! Черт возьми, черт возьми!

Он схватил себя за кудри и так дернул, что я испугался за его шевелюру.

- Перестань, - попросил я. - Что за истерика? Выпей воды, успокойся. - Я помолчал и неожиданно для себя добавил: - Продай душу дьяволу.

- Да где, где его найти?! Я бы продал! Сразу, не раздумывая! На кой черт мне вечная жизнь в раю, которого, может быть, и нет вовсе? И что я там буду делать, в этом раю? Петь осанну? Да я петь не умею! Ангелы с ума сойдут от моего пения! Играть на райской лютне? И играть не умею! - он вдруг замолчал, посмотрел на меня мокрыми глазами и тихо молвил: - Ничего ведь не умею, как ни крути. Смешно.

- Перестань, - повторил я. - Ты пишешь неплохие стихи. Что это ты вдруг самобичеванием занялся? Подумаешь, прочитал отрывок! Да я тебе сто таких отрывков покажу! - Я махнул рукой в сторону книжной полки.

- Э, это не то! - так же тихо сказал Яков. - Эти все давно мертвы, а кто не мертв, тот далеко и я с тем не знаком. А ты - живой и рядом. Обидно мне, старик. Ну да ладно. Пойду. Я тебя отвлек, наверное. Извини за сопли.

Он ушел. Я запер дверь в мансарду на ключ, чтобы меня больше никто не беспокоил и сел к столу. Пальцы сами потянулись к клавишам. Я снова ощутил подъем, кипение крови в жилах. Вот оно, наслаждение!

Я писал и писал, я забыл о времени. Я не заметил, как вечер сменился ночью, я слышал, как кто-то барабанил в дверь, звал меня, но я только рыкал в ответ что-то нечленораздельное. Утро сменилось днем, а я все работал и работал. Меня захлестывало счастье, било через край, я задыхался от наслаждения, сердце билось так сильно, так неистово...

Опомнился я через три дня. Сценарий был закончен. Три дня и три ночи без сна и отдыха я писал, испытывая ни с чем не сравнимое блаженство. Когда я поставил последнюю точку, у меня только и хватило сил, что дотащиться до спальни и упасть на кровать, не раздеваясь. Я тут же уплыл в странный, непонятный сон. Будто я выхожу из какой-то прохладной конторы в страшный зной большого города, сажусь в раскаленный автомобиль, машинально завожу мотор, открываю все окна и жду, когда из кондиционера пойдет, наконец, холодный воздух.

Черт возьми, да это никакой не сон! Это я пришел в себя после сеанса в "У Фрейда"! Кое-как я доезжаю до автостоянки, оставляю машину, возвращаюсь домой и бросаюсь на диван. Спать, спать, я так устал!

Я пробовал писать после второго погружения, но получалась такая чушь, что меня тошнило. Я помнил сюжет, многие фразы из текста, но написать ничего не мог. Значит, мой писательский талант зарыт так глубоко, что мне не откопать его? Обидно. И главное, нет того хлыща в черном, который мог бы дать мне возможность добраться до моего собственного таланта...

Моя жизнь скудна. Работа, коллеги, квартира разведенного холостяка, иногда бары и рестораны, которые уже надоели хуже горькой редьки. Может быть, она не столько скудна, сколько однообразна. И то, что я испытывал в "У Фрейда" не входило ни в какое сравнение с теми немудрящими развлечениями, которыми я скрашивал жизнь. Поэтому я понял, что буду ходить туда так часто, как только возможно.

Женя сказала мне, что сеансы можно проводить только раз в неделю, причем плата может быть не более ста долларов за раз. Иначе, сказала она, я могу потерять различие между погружением и реальностью, впасть в транс и превратиться в душевнобольного, чего она никак не может допустить.

Так что мне приходилось ждать целую неделю, которая казалась мне вечностью. И вот я опять в прохладном помещении, и опять навстречу мне выходит Женя.

- Здравствуйте, Юрий Леонидович. Опять к нам?

- А как же. Я теперь без вас как без рук, без ног - никуда. Скажите, это наркомания?

- Ну, какая же это наркомания? Десять сеансов - вот максимум, что мы можем вам предложить. Технологией погружения не владеет, смею вас заверить, больше никто, поэтому никаких подпольных сеансов вам не найти. Так что вы без нас, действительно, не ходок.

- Десять сеансов? - разочарованно протянул я.