Он снова опустил взгляд на чашу. Бережно, почти с благоговением провел кончиками пальцев по неровному деревянному боку.
Чаша, из которой пил Иисус? Чаша, в которую, если верить легенде, ученики собрали его кровь?
Чаша, которую Иосиф Аримафейский привез в Англию и спрятал здесь, в пещере близ колодца, тщательно замаскировав и вход в пещеру, и выход?
Хотелось бы знать, сказал себе Росс, скоро ли мои противники поймут, что их провели. И снова пустятся по следу.
Кто это? Тот же человек – или люди – что пытали и убили Кука?
Чашу нужно спрятать.
Хантер огляделся вокруг. Куда? Где найти такое место, о котором никто не подумает?
В углу гаража валялась пустая сумка для гольфа. Деревянный ларец Росс сунул в ее боковой карман и застегнул. Затем завернул чашу в брезентовую штормовку, надел налобную лампу и вышел на улицу, под непрекращающийся дождь. Оказавшись на заднем дворе, достал из сарая лопату.
За сараем имелся клочок земли в пару футов шириной: здесь у Росса и Имоджен располагалась компостная куча. Хантер отбросил в сторону немного компоста, выкопал яму; завернув чашу в тряпицу, положил ее на дно, снова засыпал землей и сверху забросал компостом.
Закончив, он вернулся в дом, сбросил мокрые и грязные ботинки и, совершенно вымотанный, поплелся в ванную. Голова еще гудела от удара по носу. Росс проглотил две таблетки парацетамола, запив их водой, разделся, очень быстро почистил зубы и принял душ, а затем нырнул в постель.
Часы показывали 2:49.
Он был совершенно измотан, однако заснуть не мог.
Лежал и размышлял. Прислушивался. Вздрагивал от каждого звука.
Что же делать дальше? И что за беды он, возможно, уже навлек на себя и на Имоджен?
«Завтра, – думал Росс, – первым делом отправлюсь в охранную фирму и установлю новейшую охранную систему для дома. С тревожными кнопками повсюду».
Но эта мысль не успокаивала – слишком отчетливо стояло перед глазами изуродованное тело и искаженное ужасом лицо Гарри Кука.
«Те, кто сбросил меня в колодец и пытался замуровать там, внизу, далеко не ушли. И, как только поймут, что их надули, вернутся».
Представив себе физиономию неведомого противника в тот миг, когда тот решит проверить свою добычу, Росс невольно улыбнулся.
Но лишь на миг. Затем его вновь охватил страх.
Глава 38
Трапезная монастыря Симонопетра – просторная зала с высоким потолком и голыми выбеленными стенами – когда-то предназначалась для трехсот монахов, обитавших здесь в лучшие дни монастыря. Вдоль ее стен стояли квадратные столы из местного мрамора, на десять человек каждый. Посредине – аналой, откуда сейчас доносилось монотонное чтение Евангелия. Монахи за тремя столами в молчании поглощали свой завтрак.
Брат Петр сидел отдельно от прочих, за угловым столом. Сюда сажали провинившихся монахов, чтобы те ели в одиночестве, размышляя о своих проступках, – наказание, равнозначное тому, чтобы «поставить в угол».
За вчерашнее происшествие брата Петра на месяц лишили вина: теперь ему приходилось довольствоваться тепловатой рыбой, сыром фета, помидорами, салатом-латуком и хлебом.
Через несколько часов после происшествия настоятель вызвал Пита к себе и сурово распек его. «Ты опозорил наш монастырь», – сказал настоятель.
– Понимаешь ли ты, брат Петр, что без финансирования, особенно от ЕС, ни наш монастырь, ни другие монашеские общины Афона долго не протянут?
– Понимаю, отче.
– Быть может, слишком глубокий след оставила на тебе светская жизнь в Америке, где ты приучился все проблемы решать кулаками? Прибыв сюда, ты рассказал мне на исповеди, что отсидел два года в тюрьме за драку с посетителем ресторана быстрого питания. Он сказал тебе какую-то грубость, и ты набросился на него с кулаками. Быть может, насилие все еще живет в твоем сердце?
– Нет, отче, я всем сердцем принял мирное монашеское житие и не отступлюсь от него. Не я опозорил монастырь – его хотел опозорить этот репортер. Он решил написать, что мы здесь попусту тратим жизнь, гоняясь за призраками. Я испугался, что после такой статьи мы можем лишиться финансирования, ну и… почувствовал, что должен защитить монастырь. Защитить всех нас.
– Кулаками?
– Прошу прощения. Мне неспокойно в последнее время – тревожат видения… Все чудится, что Господь хочет что-то мне сказать.
– Вот как? – Настоятель, прищурившись, взглянул на монаха. – Почему же ты думаешь, что эти видения от Господа?
– Должно быть, просто чувствую – здесь, глубоко внутри.
– И что же Он тебе говорит?
– Что Господь наш Иисус скоро вернется на землю. Что Он уже грядет, чтобы спасти мир. Никто не знает об этом, никто не замечает перемен. Они уже близки – но, чтобы спасти мир, Господу нужна наша помощь.
– Сын мой, утверждение очень серьезное. И если ты ошибаешься – значит, попал в беду. Однако объясни мне, с чего Господу вздумалось говорить с тобой – с человеком, склонным к насилию? Разве насилием можно что-то решить?
– Я согрешил, каюсь, – промолвил брат Петр, глядя в пол. – Но чувствую, что я прав.