Абсолютное оружие

— В общем, ты можешь мне не верить, — вдруг вернулся к прерванному разговору Рес, когда мы с ним расселись за столиком. — Вы, женщины, вообще обладаете врождённым талантом отрицать очевидное, — он усмехнулся. — Но я почти на сто процентов уверен, что взбесило капитана моё поведение. Точнее, моё поведение рядом с тобой. Проще говоря, мы стали свидетелями приступа типичной мужской ревности, только в более эпических масштабах, принимая во внимание личность ревнивца, — и Рес рассмеялся, разглядывая выражение моего лица.

— Ревности?! — тупо переспросила я.

— Ну да. Это я тебе как мужчина говорю; влюбился наш капитан в тебя как мальчишка. Во всяком случае, на подсознательном уровне, вот оно на инстинктах и вылезло.

— А причём тут любовь, больше на физическое влечение похоже, — с сомнением пробормотала я.

Изучению такого сложного и очень человеческого понятия, как «любовь», я, получив доступ к галанету, уделила довольно много времени. Нельзя сказать, что полностью поняла, что имели в виду все те авторы, на рассуждения которых наткнулась; наверное, потому, что у каждого было своё представление и видение этого чувства. Но определённая теоретическая база накопилась, и, если верить подавляющему большинству источников, инстинкты как раз отвечали за так называемый «зов плоти», а «любовь» являлась чувством значительно более возвышенным и далёким от подобных примитивных понятий.

— Ой, ну не начина-ай, — простонал Рес. — Я только недавно начал верить, что ваше женское племя не всё такое уж… бестолковое, — мне показалось, или он какое-то другое слово хотел вставить? — Уже тысячу лет назад доказано, что все эти высокие чувства в своей основе имеют феромоны и прочую физиологию.

— Но ведь физиология только основа? — уточнила я.

— Всё, молчи! — махнул на меня рукой Алирес. — Я себя идиотом чувствую; выбрали, тоже мне, тему. Женские глупости обсуждай с женщинами!

— Ладно, — я задумчиво хмыкнула, хотя и не поняла причин недовольства напарника. Равно как не поняла, с какой радости один из основных философских вопросов, самые разумные и полные на мой взгляд определения которого были даны именно мужчинами, вдруг стал «женской глупостью». — Я вот теперь думаю, стоит мне к нему вечером на урок идти, или не стоит?

— Да тебе-то чего волноваться? — пожал плечами Рес. — Мне бы точно не стоило, а ты иди, конечно. Наоборот, не пойдёшь — только хуже сделаешь. А что за урок-то?

— Его назначили ответственным за мою социальную адаптацию, — хмыкнула я.

— То есть, Совет передумал, и ему теперь настолькодоверяют? — с лёгкой растерянностью уточнил напарник.

— А это настолько высокое доверие и большая редкость?

— Да нет, обычная практика. Ну да ты в курсе, из-за чего у него проблемы с Советом начались? Вот. А тут ему тебя отдали на воспитание. Не могли же они не заметить вашей взаимной склонности! Значит, настолько доверяют и уверены в нём, что не боятся нежелательных последствий. И это действительно здорово; и капитану спокойней будет, и нам тоже. Тем более, говорят, он шер-лорда в этом году наконец-то официально подтвердил, совсем благодать, — рассудительно заключил Алирес.

— Подтвердил, — кивнула я. — А ты что, не смотрел?

— Во-первых, слишком много желающих посмотреть, сложно билеты достать, тем более — непосредственно в день боёв, — усмехнулся он. — А, во-вторых, не люблю я бои. Ну, что ты на меня так смотришь? Да, не люблю. И в этом, между прочим, нет ничего удивительного или очень странного, мне гораздо интереснее на художников посмотреть.

После обеда мы с Алиресом разошлись до завтра. Я направилась к себе, переваривать обед и информацию и выполнять капитанские задания. Вечерней встречи с капитаном я откровенно побаивалась.

Глава 17 Райш

Ярость схлынула так же быстро, как и пришла. Вид демонстративной покорности объекта приложения злости традиционно отрезвил, успокоил звериные инстинкты и позволил включиться разуму.

— Развлекаетесь, единицы штурмовые? — слова с огромным трудом проталкивались сквозь трансформировавшуюся гортань. Она почему-то всегда приходила в норму последней.

— Направлены знающим Нирташем в столовую для принятия пищи, управляющий Райш, — доложился штурмовик, благоразумно не открывая глаз. Даже уставное приветствие изобразил, умница. Экси торопливо повторила его жест, глядя на нас круглыми от удивления глазами; кажется, даже нижнее правое веко начало подёргиваться в нервном тике. Я раздражённо выругался себе под нос.

— Вольно, единицы, — пробурчал и, во избежание, обошёл штурмовика по широкой дуге. Ярости-то не было, но внутри кипела мутная смесь из раздражения, досады, иррациональной обиды, зависти, ревности и недовольства собственным поведением, и выплёскивать её на без того пострадавшего штурмовика не хотелось.