Абсолютное оружие

— Я сейчас, — хмыкнул и ушёл в ванну. Остыть в своё удовольствие, конечно, не получится, но холодный душ я принять ещё успею. Дабы не смущать гостью, я наступил на горло собственному неприятию полотенец и обернулся стандартным серым махровым полотнищем: всё равно запасных штанов у меня в ванне не водится.

— Ещё раз здравствуй и извини, совсем замотался и забыл тебя предупредить, что задержусь, — невозмутимо обратился я к напряжённо замершей на своём месте девушке и с наслаждением погрузил собственный организм в недра мягкого дивана.

Хм.

Я, конечно, всё понимаю, но что-то она слишком нервничает. И… боится? Я инстинктивно принюхался, пытаясь уловить отголоски пойманной на самой грани чувств эмоции, и порадовался, когда разочарованные стерильным привкусом отфильтрованного воздуха инстинкты с глухим ворчанием обиженно забились в дальний укромный угол.

Неужели я такнапугал её днём? Хотя, пожалуй, тогда она не испугалась. Тогда чего боится сейчас?

Я с этой девицей точно скоро свихнусь и окончательно озверею.

— Ладно, рассказывай и показывай, чему ты успела научиться за день, — шумно вздохнув, сказал я и прикрыл глаза.

— Капитан, а вы… ты…

— Райш, — оборвал я бессвязные причитания. — Мы, кажется, уже решали этот вопрос, разве нет?

— Ну, да… — промямлила девушка. И замолчала.

— Экси, что случилось? — снова вздохнув и открыв глаза, я обернулся к ней, делая вид, что не замечаю красных ушей и старательных попыток не смотреть в мою сторону.

Нет уж, милая, один я что ли мучиться должен? Если что-то не устраивает — скажешь, не маленькая.

— Нет, всё в порядке.

Не сказала.

Глава 18 Экси

Это было ужасно.

Правда, что именно — «это», — я вот так сходу сформулировать не могла. Наверное, моё собственное поведение.

Какой только чёрт дёрнул меня подождать возвращения капитана?! Почему я не заметила его сразу?! Да и потом вела себя как… как… как дура?

Или, может быть, просто как обычная человеческая девушка, не обременённая опытом общения с противоположным полом?!

Но ведь такого не может быть, потому что не может быть никогда! Стеснительность — это ведь свойство воспитания, его невозможно подхватить внезапно, как опасную инфекцию. Значит, что-то на меня повлияло столь кардинальным образом, что я вдруг приобрела эту странную человеческую черту и, наверное, ряд других, которые я пока просто не замечаю. Вот только что?

Если вдуматься, вариантов не так много. Либо это очередной побочный эффект того вмешательства в мой разум со стороны капитана, в результате которого я приобрела познания в области местной устной речи, либо — результат длительного, меняющего меня под себя воздействия коллективного разума местного человечества. И второе кажется мне более вероятным; просто потому, что в первом случае я бы получила отпечаток личности именно Райша, а не какой-то абстрактной чувствительной девицы.

Главное, совершенно не понятно, что мне со всем этим делать, и надо ли вообще что-то делать? Можно было бы с кем-нибудь посоветоваться, да не с кем. Не с капитаном же!

При мысли о капитане перед глазами вновь возникла так неожиданно выбившая меня из колеи картина, и вновь щекам стало горячо. Да не только щекам, меня всю как будто окунули с головой в горячую воду; такую, что дыхание перехватило. И пульс вдруг пустился вскачь, часто-часто стуча в висках. Та же самая реакция, какая была у меня на весенних играх, после боя Райша…

Он был красив настолько, насколько вообще может быть красиво живое существо. Не статуя или картина, не произведение искусства, а дышащее, полное жизни, стремительное и опасное создание. Его лицо нельзя было назвать красивым; слишком резкие, угловатые и рубленые черты. Он был слишком высок для пропорций идеального человека Да Винчи. Если рассматривать его как картинку, в отрыве от жизни и движения, его внешность можно было бы счесть скорее отталкивающей. Но ленивая пластичность каждого жеста, обманчивая небрежность и расслабленность позы, постоянный привкус опасности, подавляющая воля; всё вместе это буквально гипнотизировало, зачаровывало, манило и будило внутри что-то непонятное, непривычное, но в то же время неожиданно естественное. Нестерпимо хотелось… чего-то. Такого, чему я не могла — а, может, просто боялась, — подобрать название.

Похоже, это всё — та самая «физиология», о которой говорил Рес. Ещё бы мне кто-нибудь объяснил, что с этой самой физиологией делать! И откуда она вообще могла взяться, если инстинкт продолжения рода и необходимые для его реализации процессы у меня в организме купированы?!

Так и не придумав выхода из сложившейся ситуации, я положилась на случайно запомненную где-то пословицу «утро вечера мудренее», и отправилась к себе в каюту.

Накрученная собственными мыслями, я ожидала на следующий день… чего-то. Какого-нибудь события, которое либо перевернёт всё окончательно, либо расставит точки над «ё». Как оказалось, ждала совершенно напрасно. Кроме обещанного старта, которого я даже не заметила, ничего знаменательного не случилось.