Абсолютное зло

Виктор чертыхнулся, отослал констебля снимать показания остальных свидетелей происшествия и снова посмотрел на скульптуру и лежащую рядом видеокассету.

«Франкенштейн».[16]

«Я-то думал, ты художник, а оказалось просто позер! — Воронцов усмехнулся. — Я посмотрел фильм с Ламбертом. Чувак ТАКУЮ идею хотел воплотить в жизнь, а ты? Разменялся на банальный конструктор. Даже искать тебя теперь противно. Прав Воображенский, ты простой мясник».

— Констебль!

Юноша материализовался, как сивка-бурка, только что не заржал.

— Слушаю, вашбродь!

— Будет тебе, Максим, задание крайней важности. Крутись, как хочешь, но достань мне адрес, откуда привезли эту «красоту», — капитан махнул на статую. — Обзвони все службы доставки, прокаты машин, но добудь мне адрес! Не мог же он ее так по городу катить. Усек?

— Так точно, вашбродь! — ударил каблуками констебль.

— И перестань «бродькать», не нравиться мне, — сурово сказал следователь. — Я не белогвардеец какой-то, а офицер сыска, наш, современный. Обращайся ко мне по имени-отчеству, ну, или, на крайней случай, господин капитан.[17]

Юноша исчез так же быстро, как и появился. За спиной раздались чеканные шаги, и Воронцов обернулся. Через весь зал к нему приближались Жеглов, одетый по форме, и Зотов в синих джинсах, сером свитере и кроссовках. Они о чем-то переговаривались. Журналист направил камеру перед собой и щелкнул затвором. Аппарат зажужжал.

— Что тут у тебя? — спросил генерал, подойдя к «смертельному» экспонату, воскликнул от удивления и перекрестился. — Нихера себе!

— Вот это да! — присвистнул Зотов, делая снимки с разных ракурсов. — Надеюсь, вы уже отобрали фотоаппараты у других представителей прессы. У меня должен быть эксклюзив!

Сотрудники сыска молча взирали на статую.

— Жутковато, — буркнул в усы Жеглов. — Прямо, творение доктора Франкенштейна! Его, кстати, тоже Виктором звали…

«Они, бляха муха, издеваются?!».

Воронцов надел резиновые перчатки и стал тщательно сматривать скульптуру маньяка.

— Грубый шов. Нить капроновая. Слушайте, мне одному кажется, или сиськи маленькие? — Он ткнул пальцем в грудь отрубленного женского туловища. — Если это Сисинович, то должны быть больше, или я ошибаюсь? Тут явно пятый номер, а не шестой.

Генерал и журналист всмотрелись.

— Ну, не знаю, — Жеглов закрутил ус. — Я не силен в трупах и грудях мертвецов, но, скорей всего, они сдулись от потери крови. Усохли, так сказать. Тьфу, нашел время о сиськах думать! Пораскинь лучше мозгами, как этого выродка найти.

Зотов осмотрел скульптуру со всех сторон, сделал еще несколько снимков и убрал камеру в кофр.

— А представьте, что она сейчас оживет и пойдет по улицам. Вот жесть будет! Я бы статью сделал убойную: «Зомби в столице».

Глеб Егорович посмотрел на журналиста с ухмылкой.

— У нас половина страны зомби. А уж в Имперском собрании… Мировая медицина не всесильна, а наша, вообще, бессильна. При отсечении головы мозг умирает. Не может человек жить с мертвым мозгом, как бы этого не хотелось.

Да…

Журналист поправил очки в роговой оправе и откинул назад волосы, которые лезли в глаза.

— Но Ромати это как-то удавалось!

И генерал, и капитан мгновенно оценили шутку. И хоть это казалось неуместным, но не смогли сдержаться и разразились громким хохотом.

— Судя по твоей логике, Володя, — Воронцов утер слезы, — Его останки могут спокойно гастролировать по стране и собирать стадионы!

— Посмеялись и будет! — Жеглов снял фуражку, промокнул носовым платком взмокшую лысину и водрузил головной убор на место. — Что делать-то? Если не найдем этого упыря, мне Государь такое устроит! Отправит гребцом на единственный авианосец.

Журналист сделал еще один снимок, захватив в кадр и статую, и капитана.

— Вам это ничего не напоминает? — спросил он. — Делаю намек: связано с религией.

— Ага, — сыщик потер нос. — О том, что если я не раскрою это дело, то на моей карьере в сыске будет поставлен крест! Я в последнее время только об этом и думаю. Хрен забудешь.

Генерал снова обратился к своему подчиненному.

— Делать что будем?

Виктор кашлянул в кулак и опять посмотрел на статую.

— Честно скажу — не знаю. Никаких идей. Егорыч, давай, я подумаю об этом завтра. Сейчас плохо соображаю. Тошно мне, давно не оказывался в такой заднице. Похоже, это мой первый «висяк», да еще прогремевший на всю страну.

Наш неизвестный не похож ни на одного маньяка, я всех уже перебрал.

Креативный тип. Други, а не выпить ли нам по рюмашке? Для лучшей работы мозга? Тем более, сегодня четвертое воскресенье месяца, выходной, как-никак.

Жеглов повел шеей до хруста в позвонках и посмотрел на журналиста.

— Заметьте, не я это предложил! Прошу занести это в протокол.

Кабак «Шалаш в заливе». 15 часов 00 минут.

На огромном плазменном экране шел очередной выпуск новостей. Ведущая «Первейшего канала» в голубом платье с большим декольте просвещала население страны о происходящих в мире и Русландии событиях.