Абсолютные миротворцы

Они насадили флаги на штыри от поломанных антенн и водрузили оба полотнища на самую высокую точку «корсара», до какой смогли добраться. После чего наконец-то сели завтракать.

Все были малость шальные от нервной перегрузки и уже не очень хорошо соображали, время от времени над островом разносился истерический хохот после особенно тупой шутки. Но это было точно лучше, чем вспоминать, чего натворили, и пугаться собственной отваги.

В сторону ямы и чёрного купола они старались не смотреть.

После завтрака решили, что спать уже бессмысленно, поэтому обмерили Наутилус и подготовили документы на оформление.

Затем слово попросил штурман. Трудно ворочая челюстью, он принёс всем извинения и сказал, что очень хотел бы присоединиться к славному народу Наутилуса, но, во-первых, недостоин, поскольку совершил акт предательства родного экипажа и любимого командира, а во-вторых, у него всё-таки с ними непреодолимые идейные разногласия. И хотя он глубоко понимает и уважает их мотивы и подозревает, что его легко простят, но осадок неприятный остался у всех, так что лучше он поедет отсюда первым же пароходом.

В ответном слове князь заверил, что седьмая звезда на флаге Наутилуса останется навсегда как символ… Тут он замялся и повторил: ну просто как символ.

«А давайте просто символически разобьём Майку морду окончательно – и оставим с нами», – предложил добрый Паша.

Но люди опустили глаза, и командир сказал за всех: наверное, нет. Наверное, всё-таки нет.

Стало очень грустно.

Потом из Кремля сообщили: можно.

Кацман вышел в эфир и чётко, без малейшей запинки, отбарабанил два текста.

После чего с неба сверзился грузовик и поднял такую волну, что смыло тент, ящики, заново засыпало яму с чёрным куполом и едва не снесло флаги с «корсара». Мокрые насквозь островитяне встретили катер с чрезвычайным и полномочным послом Российской империи отборной руганью. По счастью, в катере оказался ещё великий князь Миша с корзиной шампанского, ящиком водки и рюкзаком закусок – это разрядило обстановку. Верительные грамоты посла Кацман принял так достойно, будто всю жизнь этим занимался. После короткой экскурсии по острову с осмотром достопримечательностей (пришлось немного помахать вёслами, потому что лопат в катере не было) высокие встречающиеся стороны отправились на коктейль а-ля фуршет.

Ближе к обеду над островом прошёл туда-сюда вертолёт, а на горизонте нарисовался силуэт фрегата.

– Ну вот и посмотрим, – сказал великий князь Миша, поднимая к глазам бинокль. – Вертолёт мы им для первого раза простим, но если эта лохань зайдёт в наши терводы… Придётся над ней слегка полетать.

Фрегат встал точно на границе двенадцатимильной зоны.

Великий князь повернулся к местному князю и протянул ему руку.

– Поздравляю, Давид, – сказал он. – Вы это сделали.

– Да что я… – смутился Кацман. – Если бы не командир…

Воронцов хлопнул Кацмана по плечу.

– Это всё из-за него, Миша. Если бы не Кацман, чёрт знает, кто бы нашёл Чёрную Смерть и чем бы это кончилось.

Кацман смутился окончательно.

– Ничего ещё не кончилось, – произнёс со значением Миша. – Самое веселье только начинается. Но как-нибудь с Божьей помощью справимся.

– Я готов выступать где угодно и перед кем угодно, чтобы прояснить нашу позицию, – пообещал Кацман.

Миша посмотрел на него и сказал:

– Хороший ты парень. Прямо жалко тебя.

– Почему? – Кацман поднял брови.

– Да всем начхать на нашу позицию. У всех один вопрос: когда русские полезут вскрывать звездолёт. И нам теперь с этим жить, пока не придумаем, как от него избавиться. Андрей прав, Чёрную Смерть нельзя просто вышвырнуть с Земли и оставить без присмотра. Мало ли кто его подберёт. И даже на Солнце сбросить эту штуку я побоялся бы. По-хорошему, Чёрную Смерть – в чёрную дыру… А ты выступай, конечно, кто же тебе запретит, ты монарх.

И Миша ушёл пить водку с послом.

– Я правильно его понял – мы в полной заднице? – спросил Кацман у Воронцова. – Нас никто не любит?

– Привыкай, – сказал Воронцов. – Ты теперь слегка русский, так что привыкай. Репутация наша ужасна и безобразна. Со временем научишься не обращать на это внимания. Конечно, в глубине души обидно. Но… Что я говорил про обременения? Ты победил. И это тяжкий груз, который тебе всю жизнь тащить и детям завещать. Но потом, глядишь, и дети чего-нибудь победят где-нибудь. Раз у них такой геройский папа.

На мгновение Кацман сник. А потом сделал то, что отпечаталось в памяти Воронцова навеки, и потомки его передавали эту историю из уст в уста.

Кацман расправил плечи, огляделся по сторонам, улыбнулся и сказал:

– Слушай, а ведь хорошо тут у нас.

* * *